Судьба-злодейка - читать онлайн книгу. Автор: Галина Голицына cтр.№ 21

Но ненадолго: вернулась Марина, заглянула к нему:

– Как ты?

Он неопределенно пожал плечами:

– Даже не знаю… Пока лежу – нормально вроде. Даже голова не кружится. А чем так вкусно пахнет?

Она улыбнулась:

– Бульон тебе варю. Для выздоравливающих куриный бульон – это первое дело! От него сил наберешься. Я у бабушки Климентовны полкурицы взяла. Климентовна – это жена дяди Гриши. Они уже пенсионеры. Дети давно в городе обретаются, а они не хотят уезжать отсюда: хозяйство у них хорошее – огород, куры, даже козочка есть. Да и привыкли… Ладно, заболталась я. Бульон, поди, уже сварился. Пойду проверю.

Она ушла в кухню, а Роман задумался. Ему было очень уютно здесь, прямо как в гнездышке. Тихо, спокойно, никаких нервотрепок. Может, так вот и надо жить? Чтобы всё просто, без затей, без понтов дешевых. Огород, куры, козочка… А что у них тут есть кроме этого? Похоже, что ничего больше и нет. И что, изо дня в день вот так – огород, куры, козочка?… Неужто можно так жить – и не сойти с ума от скуки?!

Вернулась Марина, неся дымящуюся чашку на блюдце. Поставила рядом с кроватью:

– Бульон готов. Пусть остынет малость, и можно пить. Там же еще курица есть, в кастрюле. Захочешь есть – принесу.

Он сморщился и покачал головой:

– Нет, еда в меня сейчас пока не полезет. А вот за бульон – спасибо. – Отхлебнув из чашки, он блаженно зажмурился: – Мммм… Вкуснотища… А пахнет-то как!

– Это потому что курица настоящая, деревенская. Натурпродукт, как сейчас говорят. Не то что скороспелые цыплята-бройлеры, выращенные на комбикорме да антибиотиках. Тут, в деревне, всё натуральное. Для себя же выращивают, без химии.

Тут Полынин встрепенулся:

– Кстати, Марина, а ты-то как здесь оказалась? Почему не в городе живешь?

Она посмотрела на него грустно:

– Негде мне там жить.

– В смысле?… Ты ведь жила в одном подъезде с Антохой?

– Когда-то…

– А теперь?

– А теперь – здесь. Сам же видишь!

– Вижу, но не понимаю. Зачем тебе эта забытая богом и людьми деревня? Прячешься от кого-то, что ли?

Марина удивленно-насмешливо подняла брови:

– От кого мне прятаться? Я же не шпионка и не преступница. Я просто несчастная сирота, против которой ополчился весь белый свет.

– А что ты такого ужасного натворила?

– Вот и я думаю – что?… В жизни никому ничего плохого не сделала, а жизнь меня бьет так, как будто я – самая закоренелая преступница. Невезучая я, в общем…

Точно, невезучая. И Антон так говорил. А разве бывает так, чтобы одному человеку все время везло, а другому – все время не везло?

– Марин, а родственники у тебя есть? Что ж не помогают?

– Нет у меня родственников. Были бабушка да мама. Мать пьющая, ты сам знаешь. А бабушка – хорошая. Она и мать, как могла, в узде держала, и меня растила под крылышком. Но бабушка умерла, когда я училась в шестом классе. И тогда я, можно сказать, совсем осиротела. Мать и при бабушке выпивала, конечно, но не так, чтобы сильно. Просто к вечеру обычно была навеселе, но человеческий облик не теряла. Но когда бабушка умерла, мать совсем с катушек съехала. Управы на нее уже не было никакой, она и стала пить без остановки. А кто остановит? Я – маленькая, бабушки нет, а всем остальным наши дела были без интереса.

– Постой-постой, так не может быть! Есть же комиссии специальные, которые занимаются неблагополучными детьми, они-то куда смотрели?!

Марина тяжко вздохнула, потеребила мочку уха, грустно сказала:

– Рома, у нас в семье ребенок как раз был вполне благополучный. Неблагополучной была мать. И если бы эти комиссии прознали, что она каждый день напивается, ее бы живо лишили родительских прав, а меня бы спровадили в детский дом. Это мне мать сама объяснила. Поэтому я всегда знала, что такие комиссии для нас – главная опасность. Мать еще на работе так-сяк в руках себя держала. Чтобы не уволили. А уж после работы… Но моя задача была – не выпускать ее в таком виде из дому. Ведь сердобольные соседи и в самом деле моги обеспокоиться моей судьбой, а мне в детдом совсем не хотелось. Надеюсь, этот момент объяснять не надо?

– Этот – не надо, – пробурчал Роман. – В детдом обычно никому не хочется. Но как же ты выжила? Как же ты вообще жила без доброй бабушки, но с пьющей матерью?…

– Плохо жила. Трудно… Но главное – в родном доме, а не в каком-то интернате. Я уже к тому времени и так всю домашнюю работу самостоятельно делала: бабушка болела сильно, она была сердечница, много двигаться не могла – губы синели. Так я – и в магазин, и в доме убрать, и обед приготовить… Привыкла, в общем. На мать-то надежды не было. Бывало, бабушка уговаривала ее что-то по дому сделать, чтобы меня освободить, но мать отмахивалась только: мне, говорит, эти тряпки-швабры на работе надоели! Как будто мне они не надоели… Я же с первого класса всегда при ней была, помогала, чем могла. – И вдруг засмеялась: – А помнишь, как ты меня шуганул из класса, где я уроки делала?

Еще бы не помнить… Роман даже порозовел от смущения:

– Да, припоминаю… Но я же не понял тогда тонкости момента. Подумал: чего это малышня домой не ушла? Давно пора бы…

– Я мать ждала, чтобы с ней вместе домой идти. Бабушка так велела. Чтобы, значит, мать по дороге никуда не завеялась с друзьями-собутыльниками. Но ей даже собутыльники не были нужны. Когда мы шли домой, она уже всегда бывала подшофе. Думаю, у нее под рукой обычно была припрятана заветная чекушка. И пока я в пустом классе делала уроки, она у себя в подсобке тихонько «остограммливалась», после чего спокойно шла домой. И ничего нельзя было с этим поделать. Но до состояния полной невменяемости она тогда не напивалась, конечно. Все-таки тогда еще были у нее какие-то внутренние тормоза. А со смертью бабушки тормоза отказали напрочь. Кого ей было стесняться – меня? И не думала…

Под ее рассказ Роман допил бульон и попросил еще.

Марина обрадовалась:

– Вот молодец! Есть не хочешь, так хоть бульон пей. Он еще горячий, кстати.

Забрав опустевшую чашку, она ушла в кухню, а Рома задумался. Интересно, каково это – не иметь никакой родни, кроме матери-алкоголички? Нерадостно, конечно… Вот что бы он сам делал в такой ситуации?

Честно хотел это представить, но не получалось. Никак. Он рос в благополучной семье, всегда был окружен родительской любовью и заботой прочих родственников. Это была данность. И представить себя на месте этой несчастливой девочки ему не удавалось.

– Вот, держи! – Марина вручила ему чашку с бульоном. – Он уже не такой огненный, но еще горячий. Пей на здоровье. Может, поспишь потом? А то я заболтала тебя совсем…

– Нет-нет, что ты! Мне в самом деле интересно. Сам я сейчас собеседник так себе: оказывается, для разговора нужно много сил, а у меня их совсем нет. Так что ты рассказывай, а я буду молча слушать. Так и время скоротаем.