Все думают, что мы так быстро сыграли свадьбу, потому что она забеременела. Да, она и правда была беременна, но не от меня. Та черта, за которую я изначально полюбил Изабель, – ее непредсказуемость, – была ее проклятием.
Через три месяца после того, как мы начали встречаться, она внезапно исчезла. Все шло так хорошо, что я стал понемногу оттаивать после нашего с тобой разрыва. Затем однажды Изабель пропала. Оказывается, она встретилась с одним из своих индонезийских двоюродных братьев, чтобы выпить во «Флориде» (помнишь тот ужасный бар на Лан Квай Фонг?
[82]), и тот притащил с собой приятеля. Какого-то индонезийца, работавшего моделью. Двоюродный брат Изабель и глазом моргнуть не успел, как она куда-то смылась вместе с парнем. Через несколько дней я узнал, что они отправились на Мауи, уединились на какой-то частной вилле и крутят страстный роман. Она, мол, не вернется в Гонконг и разорвала связь со всеми нами. Я не мог понять, что происходит. Я был в отчаянии, как и ее родители.
Потом выяснилось: нечто подобное случалось и раньше. Причем не один раз, а несколько. Год назад она встретила какого-то афроамериканца в самолете по пути в Лондон, внезапно бросила работу и переехала с ним в Новый Орлеан. А за два года до этого были австралийский сёрфингист и кондоминиум в Голд-Косте… Вскоре я понял, что проблема куда серьезнее, чем мы предполагали. Моя сестра в то время изучала психофармакологию, и она предположила, что у Изабель может быть пограничное расстройство личности. Я пытался поговорить об этом с ее родителями, но они категорически все отрицали. Они не могли смириться с тем фактом, что их любимая дочь страдает психическим заболеванием, хотя его можно было бы вылечить, если задаться такой целью. Они никогда не заставляли ее обращаться к психологу или обследоваться, а просто мирились с ее «фазами дракона», как сами это называли. Изабель родилась в год Дракона, и для них это служило оправданием подобного поведения. В общем, родители Изабель умоляли меня поехать на Гавайи и «спасти ее».
Я так и поступил. Полетел на Мауи. Оказалось, манекенщика и след простыл, а Изабель живет в какой-то коммуне «Радикальных фей»
[83]. А еще она была беременна. Срок четыре месяца. Безумство прошло, и теперь Изабель было стыдно возвращаться домой. Делать аборт было слишком поздно, да она и не хотела отказываться от ребенка, но не могла просто взять и уехать в Гонконг. При встрече Изабель уверяла, что никто никогда не любил ее так, как я, и умоляла жениться на ней. Ее родители упрашивали меня быстренько сыграть свадьбу на Гавайях. Я согласился. У нас была одна из тех «интимных свадеб в кругу близких родственников» в отеле «Халекулани» на пляже Вайкики.
Пойми, я сделал этот шаг с широко открытыми глазами. Я видел, что под маской болезни скрывается прекраснейший человек, и отчаянно хотел помочь ей. Когда все было замечательно, на тебя словно лился солнечный свет, вся эта чернота отступала. Изабель была чудесной, и я был влюблен в эту ее ипостась. Или, по крайней мере, так говорил себе. Я считал, что, если рядом с ней будет спокойный и уравновешенный муж, который поможет должным образом справиться с проблемами психического здоровья, все придет в норму.
Но ничего подобного не произошло. После рождения Хлои гормоны взбунтовались, и Изабель долго боролась с кошмарной послеродовой депрессией. Она возненавидела меня и обвиняла во всех своих проблемах. Мы перестали спать вместе. (Я имею в виду в одной спальне, потому что физически мы не были близки с тех пор, как она сбежала на Мауи.) Она хотела, чтобы с ней в спальне находился только ребенок. И няня. Необычная договоренность, если не сказать больше.
А однажды она проснулась как ни в чем не бывало и снова стала собой. Я перебрался обратно в спальню, а няня и Хлои в свою комнату. Изабель впервые за год превратилась в любящую жену. Она вернулась на работу, мы стали посещать множество светских мероприятий. Я сосредоточился на делах, и компания пережила еще одну потрясающую фазу роста. Когда Изабель забеременела младшей дочкой, я подумал, что худшее позади.
Однако внезапно все снова рухнуло. На этот раз не так драматично – никакого спонтанного порыва чувств и романа с таинственным незнакомцем, никакого побега в Стамбул или на остров Скай. Но теперь поведение Изабель стало еще более разрушительным. Она утверждала, что тайком крутила романы с женатыми мужчинами. Трое из них работали вместе с ней в юридической фирме – можешь себе представить, что за ад там творился. Еще у нее была интрижка с высокопоставленным судьей, жена которого обо всем узнала и угрожала сей факт обнародовать. Я избавлю тебя от остальной части истории, но к этому моменту мы с Изабель уже жили каждый своей жизнью. Я поселился в Мид-Левелс, а она осталась в доме на Пике с нашими дочерьми.
Когда ты вернулась в мою жизнь, я понял две вещи: во-первых, я никогда не переставал любить тебя. Ты была моей первой любовью, и я любил тебя с того дня, как встретил в церкви Форт-Каннинга, когда нам было пятнадцать.
И во-вторых, я понял, что, в отличие от меня, ты пошла дальше своим путем. Я видел, как сильно ты любишь Майкла и как пытаешься сохранить брак. Каюсь, я с самого начала был несправедлив по отношению к Изабель, поскольку не мог забыть тебя и никогда не отдавал ей всего себя без остатка. Но я был полон решимости что-то изменить. Я был готов отпустить тебя наконец, и это стало бы ключом к спасению брака, к спасению Изабель. Мне хотелось любить ее свободно и осмысленно, любить своих дочерей так же сильно, как ты любишь Кассиана.
И поэтому я удвоил свои усилия, а ты фактически превратилась в моего брачного консультанта. Все те электронные письма, которыми мы обменивались за последние два года, были для меня маяком. Я надеялся с твоей помощью сохранить семью. Но, как ты понимаешь, ничего не вышло. Это моя вина. Возможно, мы с Изабель окончательно утонем в пучине, к этому давно уже идет.
Я всего-навсего коряво пытаюсь объяснить, что ты не должна испытывать ни капли сожаления за тот разговор с Изабель в Венеции. И что более важно, я хочу, чтобы ты знала правду, потому что больше не могу жить с этой ложью. Я надеюсь, что ты сможешь простить мой обман. Ты – редкий яркий луч в моей никчемной жизни, и теперь больше, чем когда-либо, я рассчитываю на нашу дружбу.
С наилучшими пожеланиями,
Чарли
Чарли сидел перед компьютером, снова и снова перечитывая послание. В Гонконге было почти семь вечера. В Венеции полдень. Астрид, вероятно, обедает у бассейна в «Киприани». Он глубоко вздохнул, а затем нажал кнопку «Удалить».
Ты разбил мне сердце! Я не знаю, как его залечить, – сказала она обиженным тоном.
– Не понимаю, что стряслось, – простонал он на путунхуа.