– Я подавлюсь твоей пуговицей, – сказала Светка и закинула пуговицу на язык. – Это достойная смерть. И ты подавишься, будем лежать, подавившиеся, рядком, и нас не найдут. В лесах никогда никого не находят. Но не потому, что тут глушь, а потому что тут полно кошек.
– Откуда тут кошки? – не понял я.
– Как – откуда? Сбежавшие от хозяев. Их тут полным-полно, куда ни глянь, только прячутся сильно. У них тут целые колонии, ты представляешь?
Я не ответил. Светку опять понесло, понятно. Обезвоживание ведь, клиническая картина. Мозг состоит из воды, если воды нет, он ссыхается, извилины заплетаются друг о друга и начинают чудить.
– Поэт что-то знал, я всегда подозревала.
– Ты о чём?
– Ах, как много на свете кошек, нам с тобой их не съесть никогда, – продекламировала Светка. – Как?
– Там же по-другому, – осторожно возразил я. – Ах, как много на свете кошек, нам с тобой их не счесть никогда. Не счесть, а не съесть.
– Ерунда, – хмыкнула Светка. – Кому придёт в голову считать кошек? Бессмысленное занятие.
– А кому придёт в голову их есть? – спросил я.
– А ты, я гляжу, кошатник… – Светка поглядела на меня с подозрением. – Ладно, побудь… Из всех кошатников я знаю только одного приличного – Никиту… Но я-то реалистка! Слушай, изначально в этом стихотворении было как раз «съесть», но кошачьи агенты уже тогда проникли в высшие эшелоны…
Светка ткнула пальцем вверх.
– Это международный заговор, – сказала она по секрету. – Кошколюбы и мимимисты захватывают власть над миром, поэт в своей гениальной вспышке вдохновения хотел нас предупредить! Но его заставили изменить стихотворение, угрожали, довели… И он поменял «съесть» на невразумительное «счесть». Зачем нужно считать кошек? Бред, фантастический бред. Чем там, кстати, заканчивается стих?
Я повспоминал и вспомнил.
– Из кота того сделали шапку, а её износил мой дед, – сказал я.
– Вот! – Светка качнулась, я успел поймать её за плечо. – В этом стихотворении символически отображена извечная борьба между кошкой и человеком! А заодно предупреждение.
– Какое?
– Если мы из них не сделаем шапок – они сделают их из нас! Всемирная кошачья история будет переплетена в кожу конюха Андрея! Кошки восстанут. И месть их будет страшна! Надо готовиться к этому дню, за нами уже летит самолёт, – сказала Светка.
– Что? – не понял я.
– Самолёт, – повторила Светка. – Уже вылетел за нами из пылающего Асгарда.
– В Асгарде в это время года нелётная погода, – ответил я. – Это во-первых. А во-вторых, наш папенька давно просрочил билеты. Так что самолёт не полетит, можно не рыпаться. А кошки восстанут ещё не скоро.
– Вечно ты со мной споришь, – отмахнулась Светка. – У тебя предназначение такое – со мной спорить, не можешь не поспорить. Я тебе про кошек говорю, а ты про какие-то нелётные погоды. Кошки безжалостны и беспощадны…
Раньше я за ней не замечал. Такой котофобии. Нет, нужно срочно попить. Если не сбросить жажду, то скоро он приземлится. Самолёт, вылетевший из Асгарда.
И только я об этом подумал, как увидел воду.
Сначала решил, что это такой мираж, они ведь не только в пустыне случаются, но и хоть где, на ровном месте. Я увидел ручей. Вернее, ручеёк, неширокий, может, в две ладони шириной. Вода. Она бежала по сухому мху, журчала и блестела. Я почувствовал, как желудок свело, я сделал шаг к ручью.
Светка оттолкнула меня и в два прыжка подбежала к воде.
– Стой!
Но Светка уже зачерпнула воду ладонью и несла её ко рту.
Я ударил её по руке, схватил покрепче, заломил и уронил.
– Хватит, – сказала она. – Хватит, Маркел, я серьёзно тебе говорю – я устала. Почему воду-то нельзя пить?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Мне не нравится… этот ручей.
– Ручей как ручей, пусти.
Светка дернулась, но вырваться не получилось.
– Ты же обещал воду, – сказала она. – Вот вода…
– Это неправильный ручей.
– Чем же он неправильный?
– Не знаю.
– Отпусти.
– Пить не будешь?
– Не буду, если ты такой уж псих.
– Отпускаю.
Я отпустил.
– Ты свихнулся, вот чем он неправильный, – сказала Светка. – Я сейчас всё пойму, только сяду…
Светка не могла подняться. Лежала на мху. Я подтолкнул её в плечи, она села и уставилась на ручеёк, извивавшийся возле её ног. И я тоже уставился.
Мы смотрели на него долго, наверное, несколько минут, а потом Светка сказала:
– Да, ты прав, ручей ненормальный.
– Я же говорил. Он ненормальный… Не пойму только…
– Он новый, – сказала Светка. – Он только что появился.
Я поглядел и увидел – точно ведь. Каждый нормальный ручей имеет русло, песчаное, или торфяное, или каменистое, в зависимости от местности. А здесь вода текла по вяленому белому мху, виляя между кочками, она ещё не успела проложить себе дорогу и бежала не по назначенному пути, а где случилось.
– Молодец, – кивнула Светка. – Заметил. Сейчас бы напились этой водички…
– Новый ручей. Не многим так везёт, увидеть рождение ручья…
– Да уж, повезло. Как нарочно для нас открыли, да?
Похоже.
– Я бы плюнула в него, – усмехнулась Светка. – Только слюны нет…
У меня слюны тоже не было.
– Мёртвая вода. – Светка вытерла ладонь о куртку. – Или какая-то другая мерзость. Пойдём отсюда.
В этот раз подняться на ноги без моей помощи у Светки не получилось.
Мы двинулись дальше. Не спешили, ха-ха. Старались разговаривать. Про разную ерунду, про всё, что приходило в голову. Про реки, и георгины, и про то, что яблоневые сады надо периодически вырубать, иначе корни достигнут воды и яблоки сделаются ватными, ещё про какую-то ерунду. Болтали, я оглядывался иногда. Он не отставал.
Упорное красное марево.
Настырное красное марево.
Проклятое красное марево.
– Ты, значит, любишь кошек? – спросила вдруг Светка.
– Не знаю…
– Я не люблю, ты знаешь. Кошки лживые. Они прикидываются, а на самом деле они не такие, совсем не такие, поэт об этом знал… Нам очень повезло, что они стоптались.
– Как это?
– Раньше они были размером с тигра, но потом выродились, – заверила Светка. – Мутация. Чудесная мутация, спасшая человеческий род.
– Это ты о чём? – спросил я.
– Ты не в курсе? Человек произошёл от мышей.