– Угомонись!
Ирина села отдышаться и вдруг сообразила, почему перешла в режим электровеника. Ей элементарно страшно, что Кирилл прекрасно справляется с домашними делами без нее. Она больше не необходима, не незаменима, караул, паника! Жена должна быть важнейшим элементом жизнеобеспечения мужа и ежедневно заслуживать свое место в его жизни. Постоянно доказывать, что она достойна высокого звания супруги.
Обычно, когда муж после работы валится на диван, от жены требуется не так уж и много, но Кирилл своим трудолюбием задрал ей планку слишком высоко.
Как теперь доказывать, что он без нее не обойдется, если они раньше, пока она стояла у плиты, никогда так вкусно не ели? А убираясь, он даже потолки от пыли протер. Потолки!!! Вот каким козырем она сможет это побить, скажите на милость?
Только если снова станет двадцатилетней стройной девушкой, но это невозможно.
– Мне полезно двигаться, – мрачно сказала она, – а то жиртрест, смотреть противно.
– Да ну ты что! Ты, наоборот, такая стала аппетитная.
– Ага, сейчас!
– Нет, правда. Мне так нравится. Лучше, чем раньше. Хотя и раньше тоже было хорошо, а так вообще я в экстазе.
– Ты нагло врешь.
– Лучше, лучше.
Кирилл обнял ее и крепко прижал к себе.
– Не повезло тебе с женой, – вынесла приговор Ирина.
– Так если рассуждать, то мне и с самим собой не повезло, а ты уж точно достойна лучшего мужа, чем поэт-неудачник.
Ирина засмеялась, таким нелепым вдруг показалось ей это «достойна». Супруг – это не приз, не какая-нибудь там премия по итогам года. Ты человек, и он человек, и вы объединяетесь, чтобы быть вместе, вот и все. Он немножко не такой, как ты хочешь, и ты идеал в его глазах только первые дни после свадьбы. Разочарования неизбежны, и многие ожидания будут обмануты, но надо помнить, что супруг – это единственный человек, который может быть с тобою всегда. Родители уходят, дети вырастают и отдаляются, братья и сестры тоже обзаводятся собственными семьями, и друзья, даже самые близкие, растворяются в прошлом.
У них свои интересы, свои жизни, и встречи становятся все реже, вызывая только светлую ностальгию по ушедшей юности.
Только муж с женой остаются всегда рядом, и боже мой, как глупо разрушать эту чудесную связь предательством и разводом!
Ирина крепче прижалась к Кириллу. Господи, да разве нужно заслуживать эту нежность и теплоту? Заискивать, доказывать, что достойна…
Кирилл много работает, берет левые заказы (о которых ей абсолютно ничего не известно), просто потому, что любит свою семью, и ему нравится, когда у них все есть. А сейчас, сидя с детьми, все делает по дому тоже потому, что ему приятно доставить ей удовольствие, а не для того, чтобы продемонстрировать, какой он идеальный муж, достойный любви и уважения.
Так и ей надо, жить в радости, а не так, будто она все время выступает на соревновании, а в голове сидят невидимые судьи, как в фигурном катании, и выставляют: готовка – пять и пять, уборка – четыре, стирка – четыре и пять, внешность – три…
– Я, пожалуй, еще запеканку на ужин сделаю, с изюмом, как вы любите, – сказала она, – хочется вас чем-то побаловать.
Так хорошо было дома, что, открыв глаза утром в понедельник, она изумилась: неужели она и есть тот самый человек, который радовался, что выйдет на работу? Кажется, сейчас все бы отдала, лишь бы остаться дома…
Проклиная рыболовную страсть Иванова с Табидзе и собственную уступчивость, Ирина поднялась с постели, мрачно попила кофейку, накормила Егорку завтраком, отвезла в школу и отправилась на работу, размышляя о том, что громкий процесс, зал набит творческой интеллигенцией, а она в той же самой одежде, что и на прошлом заседании. И прическу не успела сделать, затянула узел на затылке, забыв, какие у нее теперь щеки.
Придя на работу, она зашла в туалет, посмотрела в зеркало и ужаснулась. Больше всего она была похожа на купца из детских книжек, только усиков не хватало. «Ничего, Ирина Андреевна, еще вырастут, какие ваши годы!» – вздохнула она и достала расческу, хотя без фена и лака для волос тут ничего не исправишь.
Появилась Ольга Маркина, стала поправлять макияж, чуть пострадавший от ненастной погоды.
Подкрасила губы, сложила их бутончиком, потом растянула в улыбке, открыв белые крепкие зубы. Она отражалась в зеркале рядом с Ириной, как эталон, заставляя еще сильнее почувствовать свое убожество.
– Хотите, помогу? – вдруг спросила Ольга. – Причешу вас?
– Даже не знаю…
– Не бойтесь. Долгая практика начесов в пионерском лагере, руки, как говорится, помнят.
Ирина пожала плечами, а Ольга усадила ее на маленькую банкетку, стоящую в углу. Что действительно хорошо было на работе, так это туалет. Большой, просторный, а поскольку коллектив в основном мужской, то обычно тут свободно.
Ольга энергично заработала расческой.
– Знаете, реально хочется дать ему условно, – сказала Ирина, – как подумаешь, что целый район остался без врача…
– Да я бы не возражала, – вдруг выпалила Ольга.
– Вы серьезно?
– Возможно, это самый правильный выход был бы, но вы понимаете, что требовать я такое не могу.
– А я назначить, знаете ли, тоже… Это нужно какое-то очень веское обстоятельство.
Ольга кивнула.
– Ну вот и готово. Как вам? – Она подвела Ирину к зеркалу.
В общем, та же кичка, только гособвинитель начесала ей челку а-ля «вшивый домик», и лицо сразу преобразилось, щеки подобрались, и вся она будто помолодела.
– Отлично! Спасибо вам! – Ирина с чувством пожала Ольге руку. – Буду должна.
– Может, позвонить главврачу, пусть организует коллективное письмо, что они готовы его взять на поруки и перевоспитывать?
Ирина покачала головой:
– Жиденько, да они и не успеют его сегодня подвезти.
– А вы хотите сегодня вынести приговор?
– Ну да, а что тянуть? Дело ясное.
Ольга вдруг помрачнела:
– Да, ясное, – процедила она, – только можно вас попросить, давайте потянем до завтра?
– Зачем?
– Пожалуйста, прошу вас. Как раз и письмо подоспеет.
Ирина нахмурилась:
– Ольга Ильинична, вы же понимаете, что нельзя давать условное наказание за убийство просто потому, что подсудимый нужен людям? Да, работать некому, но он мог не только сесть, но и заболеть или умереть, и тогда что? Вел бы амбулаторный прием из могилы, как предлагал наш первый свидетель? Увы, жизнь идет своим чередом, как это ни грустно, и незаменимых людей действительно нет.
– Я вас прошу только об одном: давайте сегодня заслушаем свидетелей, а прения и последнее слово подсудимого перенесем на завтра.