Выкидывать на помойку рука не поднималась, какое-никакое, а живое слово, и Полина, бывая в редакции, просто подкидывала переданные ей бумаги в общую кучу в отделе рукописей. Пусть у этих людей будет столько же шансов, сколько было у нее до Василия Матвеевича.
Теперь поток просителей вдруг совершенно иссяк.
Новый номер журнала вышел без ее стихов, интервью в «Литературной газете» тоже не появилось, и посвященная ей передача рассказала зрителям о чем-то совсем другом.
Полина исчезла из всех источников массовой информации, только через неделю в «Литературке» на шестнадцатой странице в разделе юмора появился маленький фельетон «Талант под микроскопом», посвященный нелепому раздуванию ничтожной фигуры Полины. Хуже всего было то, что фельетон оказался совсем не смешной, люди не станут обсуждать его, стало быть, и ее имя не упомянут.
Умные люди понимали, что публичная порка только подогреет интерес народа к Полине, а самое лучшее наказание для поэта – это забвение.
Немножко обалдев от одиночества, она позвонила во Дворец пионеров, в клуб «Отвага», сказала, что готова выступить перед детьми. Руководитель обрадовался, а на следующий день перезвонил и промямлил, что до конца четверти расписание очень плотное, лучше созвониться после весенних каникул. Полина разъединилась, едва дослушав. Хоть клуб и назывался «Отвага», руководитель не отважился принять опального поэта.
Нужно было позвонить маме, но, как только Полина тянулась к телефонной трубке, рука тяжелела и отказывалась повиноваться.
Вроде бы она ни при чем, но, к сожалению, не существовало таких ситуаций в жизни, которые мама не могла бы вывернуть так, чтобы Полина не оказалась во всем виноватой.
Умер друг семьи, надо грустить, и все, но мама будет орать так, будто Полина лично изобрела смерть ей назло. Начнется – почему не позвонила сразу, да почему не знала, да как ты не читаешь газет? Вот я по твоей милости единственная, кто не выразил Анечке соболезнования, вечно ты меня позоришь! В общем, рассказывать маме о своих проблемах бесполезно. Сразу начнется лекция, что она такая-эдакая, в общем, не такая, как надо, а в сухом остатке – ноль. Чего от мамы никогда не дождешься, так это помощи.
Нет, нотаций сейчас не хочется. Правда, мама в конце концов рассвирепеет и сама позвонит дочери, но всегда можно наврать про неполадки на телефонном узле, и тогда мама просто процедит сквозь зубы, что хорошая дочь всегда найдет возможность связаться с матерью, а потом уж переключится на смерть Василия Матвеевича.
Время шло, и вскоре Полина обнаружила, что вместе с ним уходят и деньги. Она вообще была довольно равнодушна к материальной стороне жизни, вся эта дрызготня вокруг импортных шмоток и вкусной еды раздражала ее. На хорошей фигуре смотрятся и простые вещи, а без балыка и икры люди не умирают. Став известной поэтессой, Полина как-то незаметно для себя обросла нужными знакомствами, но пользовалась ими, только когда люди сами предлагали. Позвонит директор гастронома, предложит «заказик», она съездит, заберет, но сама просить не станет.
Нет предложений – она и макарон поест, и ширпотреб поносит, ничего страшного. Полина не могла понять, как высокопоставленные чиновники, имея власть и силу, распыляют ее ради куска колбасы и клочка яркой тряпки, словно дрессированные собачки или дурачки.
Власть прекрасна сама по себе, а жажда материального изобилия – удел слабого человека.
Полина легко перенесла отлучение от кормушки, но вскоре ей и в обычный магазин будет не на что пойти.
Гонорары у нее были вполне приличные, и Полина после маминого отъезда денег не считала, хоть из барских замашек имела только одну – часто ездить на такси. Были мысли завести сберкнижку, но это так скучно… И деньги лежали в железной коробочке, она брала оттуда по необходимости и докладывала новые обычно гораздо раньше, чем коробочка пустела.
Больше гонораров не будет, а сами собой денежки в коробке вряд ли заведутся. Надо искать работу.
Сама мысль об этом была ужасна. Просыпаться по будильнику, трястись в давке в метро, терпеть идиотов-сослуживцев и самодуров-начальников… Полина так надеялась, что навсегда избавлена от этой жалкой участи!
Вот скотина Фельдман, не мог подождать со своей местью, пока Василий Матвеевич не устроил бы ее на пост главного редактора! А то нечего сказать, отомстил так отомстил!
Размазал ее в сто раз хуже, чем она его, потому что у него хоть дело в руках осталось, со своим дипломом он и на зоне не пропадет, а она кому нужна, студентка Литературного института? Только Пахомов мог пристроить ее на хорошее место, но теперь его нет.
Получается, мама была права, когда требовала от нее получить настоящую специальность? Она хотела, чтобы Полина тоже стала танцовщицей. Телосложение позволяло, но быстро выяснилось, что у нее проблема с координацией. Полина путалась, не могла подружить ноги с руками, забывала последовательность движений, в общем, не годилась она для балета. Мама страшно переживала и при любом удобном случае напоминала дочери о ее недостатке. А случай удобен был действительно любой. Например, Полина никого не трогала, мирно читала книжку Куприна «Белый пудель», и мама, увидев название, сквозь зубы процедила: «Читай, читай! Как раз тебе полезно при твоей неуклюжести». Полина до сих пор помнила свое недоумение – какая связь?
Отчаявшись сделать из дочки балерину, мама настаивала, чтобы она стала врачом или юристом, в крайнем случае учительницей, то есть получила полезную и нужную профессию, раз уж с балетом не сложилось, но у Полины хватало сил только на то, чтобы писать стихи.
Теперь энергии не осталось даже на это. Полина понимала, что без Пахомова она снова никто, и большую часть времени пребывала в отчаянии, таком глубоком, что боялась заглянуть в эту пропасть. Неужели она сброшена с Олимпа в серое болото ничтожных людишек и больше никогда не выберется? Нет, поверить в это было слишком страшно, и Полина рисовала себе упоительные картины, как все вернет, снова войдет в силу и покажет своим обидчикам, как сильно они ошиблись, посчитав ее сбитой пешкой. Она еще станет королевой, как Алиса в Зазеркалье! В конце концов, она любимая народом поэтесса, и, что важнее, среди ее поклонников много высокопоставленных особ!
В такие моменты гнева и подъема Полина листала записную книжку и перебирала коробку с визитками. Нет, увы, по-настоящему влиятельные люди не спешили делиться с нею контактами. Похвалить, восхититься мимоходом, выдать дежурное «супруга в восторге», вот и все.
На глаза попался аккуратный прямоугольничек. Эту визитку ей дал американский журналист на приеме в Москве с довольно толстым намеком на возможность публикации за рубежом. Самое время позвонить ему. Иностранному гражданину важно одно – ее печатали, а потом перестали, и не станет он раздумывать почему. Молодой голос свободы заглушили, вот почему. Она поддаст в новые стихи антисоветчинки, и получится фигура масштаба Солженицына, только Александр Исаевич – неаппетитный мужик с бородой, а она юная хрупкая дева, терзаемая красным драконом. Из нее можно раздуть настоящую сенсацию.