Кампус представлял собой один огромный дортуар. Причем дортуар довольно обветшалый: стены все в желтых потеках, краска облупилась, а в конце коридора по грязному напольному покрытию стучали капли дождя, потому что окно было разбито. Они уже обошли больше пятнадцати комнат и не получили ответа, еще в трех комнатах никто ничего не знал, и теперь они стояли на пороге четвертой, которая перед ними открылась. В дверном проеме возникло худенькое, бледное мальчишеское лицо, увенчанное огненно-рыжей нечесаной шевелюрой; казалось, вокруг него полыхает пламя. А неестественно светлые глаза в обрамлении рыжих ресниц смотрелись почти белыми. Комната за спиной у парня тонула в полумраке.
– Да?
– Здравствуйте, ваше имя?.. – сказал Ковальский.
В бесцветных глазах коротко сверкнула искра досады и недоверия.
– А ваше? Вы кто?
Ковальский, видимо, ожидал такого ответа, а потому изобразил самую обаятельную из своих улыбок:
– Региональная служба судебной полиции Тулузы. Можно задать вам несколько вопросов? – осведомился он, предъявив жетон.
– На какую тему?
Рыжий не до конца открыл дверь своей комнаты, и Ковальский, ни секунды не прячась, вытянул шею, чтобы туда заглянуть.
– Можно войти? Но может быть, вы выйдете в коридор, если вам так удобнее? Однако, пожалуйста, откройте дверь полностью.
– Послушайте… А можно чуть позже? Я уже опаздываю, и…
– КОНЧАЙ ЭТУ ПЕСНЮ С ОПОЗДАНИЕМ И ОТКРОЙ СВОЮ ДОЛБАНУЮ ДВЕРЬ, ПАРЕНЬ!
Сервас увидел, как парнишка еще больше побледнел, если только возможно еще побледнеть с такой белой, покрытой веснушками кожей. Было в его манере держаться что-то скользкое и скрытное, и это сразу заставляло насторожиться.
– Хорошо…
Рыжий шагнул в коридор. Из двери пахнуло знакомым запашком. Тот же запах сопровождал и самого парнишку. Ковальский поднял лицо, ноздри его расширились.
– А что, у вас разрешено курить гашиш в комнатах?
Он заглянул студенту в глаза. Тот быстро удостоверился, что в коридоре больше никого нет, опустил голову и уставился себе под ноги. Ковальский оглядел полутемную комнату.
– Не рановато для косячка, а? Как тебя зовут?
Сервас заметил, как участилось у парнишки дыхание.
– Седрик.
– Седрик, а дальше?
– Домбр.
– Сколько тебе лет, Седрик Домбр?
– Двадцать.
– И что ты изучаешь?
– Медицину. Третий год.
Ковальский покачал головой и ничего не сказал. Он был удовлетворен. Потом медленно, с видом фокусника-гастролера, вытащил из кармана фотографию.
– Посмотри хорошенько на это фото, Седрик Домбр. И не вздумай меня дурачить, понял?
– Ага.
– Ты знаешь эту девушку?
– Да.
Сервас почувствовал, как у него сильно забилось сердце. Ковальский ждал, что последует дальше.
– Это Алиса.
– Алиса… а фамилия?
– Не знаю… просто Алиса… Она на факультете современной литературы, я так думаю. Ее комната вон там.
Он указал на дверь в середине коридора.
– Какой номер? Тридцать третий или тридцать пятый?
– Тридцать пятый. А в соседнем живет ее сестра, Амбра. Она на медицинском, как и я.
Разговор вдруг прервался. Взгляды полицейских были направлены на парня. Дождь стучал по разбитому окну в коридоре; с нижнего этажа доносились чьи-то голоса – видно, кто-то поднимался по лестнице.
– Она похожа на сестру? – спросил Ковальский голосом, который сразу стал глуше, сдержаннее и осторожнее.
– Они очень похожи, приятель. Их все принимают за близнецов, но на самом деле они погодки. – Рыжий постучал по фотографии пальцем. – Видите, один и тот же цвет волос, одна и та же стрижка, и фигурами они похожи.
Потом до него, похоже, дошло, что что-то тут не так, что-то случилось. Он пристально посмотрел на полицейских, переводя взгляд с одного на другого.
– А что? С ними что-то произошло?
В 11.27 с помощью охранника, прибежавшего бегом, им удалось попасть в комнату № 35.
Дождь слезами стекал по окну. Маленькую комнату с душем озарял свет серого непогожего дня.
Ковальский бесшумно вошел первым, Сервас – за ним следом.
Подойдя к окну, он увидел, что оно выходит как раз на небольшой лесок на юге острова, и заметил внизу, между деревьями, мигающий свет полицейских машин. Он был похож на искрящую зажигалку, которая не желает загораться. Сервас отвернулся от окна и заметил на маленьком столике фотографию: по всей видимости, Алисы и Амбры. Обе сестры действительно были очень похожи: белокурые, узколицые, с огромными, на все лицо, глазами… Очень миловидные, без всякого сомнения. Но что-то в их глазах, в манере смотреть в объектив, привлекло его внимание… Но что?
Ковальский, тоже взглянув на фото, опустил его в прозрачный пакетик.
А Сервас тем временем осматривал аккуратно застеленную кровать и ночной столик. От него не укрылся безупречный, почти спартанский порядок и то, как Алиса умудрялась использовать каждый сантиметр крошечного пространства. Он старался дышать спокойнее и отогнать дурное предчувствие, которое вызывала комната уже умершей девушки. Алиса не придет больше на занятия, не сядет за этот стол, не рассмеется и не поболтает с подружками.
На стене висел большой постер с надписью:
ACHTUNG BABY,
IT’S U2 IN PARIS
MAY07, 1992
[4]
И фотография группы на концерте. Сервас о такой даже никогда не слышал.
Полицейские заглянули под кровать, в выдвижные ящики стола, но долго осмотром не занимались. Более подробно они все изучат потом, сейчас неотложное дело звало их в совсем другое место.
Они вышли из комнаты и подошли к другой двери, возле которой их дожидался охранник, маленький, сухонький, лысенький, с кустистыми черными бровями и глазками, похожими на пуговицы. На очень черные пуговицы. Именно эти глазки-пуговицы и заставили их поторопиться.
– Взгляните, – сказал охранник, указав на замок и дверную раму.
Сервас увидел, что от рамы отлетело несколько мелких щепок.
Дверь была взломана…
В противоположность комнате сестры комната Амбры была погружена в полумрак. Ковальский щелкнул выключателем, и они на миг застыли на пороге. Здесь царил полный хаос, не то что в комнате Алисы. Одежда, книги, кассеты, CD-диски, тетради, брошенные как попало, устилали пол и неубранную кровать. На ночном столике и на рабочем столе громоздились в беспорядке листки бумаги, исписанные неровным почерком. Еще Сервас заметил чайную чашку, превращенную в пепельницу и до отказа набитую окурками со следами красной помады, и пиалы, заполненные разноцветными резинками, булавками и дешевой бижутерией. По полу разбросаны джинсы, лифчики, трусики и пустые пивные бутылки… В комнате Алисы ничем не пахло, а в комнате Амбры стоял запах табака, парфюма и пива. Стены сплошь покрывали постеры и фотографии. Сервас прочел названия групп: «Нирвана», «Ганз’н’Роузиз», «4 Нон Блондс». Как и на афише в комнате Алисы, названия ему ни о чем не говорили, но он был уверен, что их старые поклонники на филологическом факультете эти группы узнают.