Бильжо Филипп одарил чином маршала, помощника коннетабля в военных делах. Женщины теперь смотрели на бывшего рутьера с восхищением, мужчины – с завистью. Были и другие маршалы, не он один, но только Бильжо имел право войти к королю без доклада и сидеть в его присутствии, даже не снимая шляпы. Беатрисе исполнилось уже восемь лет, и ее отдали на обучение в монастырскую школу.
– Папочка, мне так не хочется, там одни монашки, – надув губки, обняла она за шею отца.
– Ничего, дочка, зато ты станешь ученой, и тебя все будут уважать. Наш король любит ученых. Со временем ты можешь даже стать аббатисой.
– Тогда мне никогда не выйти замуж и не рожать детей!
– Ну, не аббатисой, так кем-нибудь еще, – смеялся старый рутьер. – Пока учись, а там видно будет.
– Хорошо, папа. Я люблю тебя.
– И я тебя, Беатриса.
Герен… Ну что говорить о нем? Первый советник и лучший друг короля, как и Бильжо с Гартом. Те же привилегии, хоть и монах. Но он еще и рыцарь. Он помог королю организовать новую королевскую администрацию. О нем вспомнили госпитальеры, которых он давно покинул, и теперь он вместе с ними принимал активное участие в переводе денежных средств за границу и обратно, причем в тесном сотрудничестве с городскими купцами. Словом, Герен вел дела короля и заботился о нуждах церквей.
В сентябре двор перебрался в Компьень: требовалась смена обстановки.
– Как твоя Эрсанда? – спросил король, усаживаясь в кресле.
– Отходит понемногу, но память еще свежа, – ответил Герен, садясь прямо на стол.
– Я дам ей замок Робера. Она станет баронессой. А потом мы подыщем ей подходящую партию.
– Настала пора заняться крысенком, Филипп. Зверь далеко, не сможет помешать. А этого припадочного недоумка легко обвести вокруг пальца, если, конечно, за ним не следит его мамочка. А эту хитрую особу не провести, она с ходу раскусит орешек, который мы поднесем ее сыну. Умная бестия! Надо же, привезла своему любимцу жену из Наварры!
– Умная, говоришь? – отозвался Филипп. – Сейчас – может быть, а раньше, когда в ее жилах не просто текла, а кипела кровь ее деда, Гильома-трубадура? Будь она проклята, аквитанская сука!
В это время вошел камердинер.
– Епископ Санса, ваше величество.
– Пусть подождет, у меня совет, – коротко бросил Филипп.
– Он требует. Говорит, вы сами вызывали его.
– Я сказал – пусть ждет! Повторить, или у тебя заложило уши?
– Слушаюсь, ваше величество, – с опущенной головой попятился к дверям камердинер.
– Разве не понимала она, – продолжал Филипп прерванный разговор, обращаясь к друзьям, – что отдает англичанам чуть ли не половину Франции! Чем она думала, где были ее мозги?
– Мозги у женщин всегда в одном и том же месте, король, – усмехнулся Бильжо, – так что думала она в то время, надо полагать, именно этим местом. Что ей Франция, когда ее плоть трепетала в объятиях Генриха Плантагенета!
– Да, Бильжо. Теперь по вине этой глупой самки английский король владеет землями, которые должны принадлежать французской короне. Из-за выходки похотливой южанки Франция потеряла Аквитанию, а это Пуату, Ангулем, Гиень, Овернь, Перигор – центр и юг, от Блуа до самых Пиренеев!
– Для того чтобы захватить эти земли, королю английскому понадобилось всего лишь снять свои штаны, – глубокомысленно изрек Герен. – Вот как порою можно завоевать царство – вынимая из ножен не тот меч, которым воюют на поле боя, а другой, что висит между ног.
– Женщина правит миром. Она создана мужчине на погибель. По вине «трубадурки» положили свои головы на поле битвы тысячи сынов Франции. И я вынужден объявить поход на земли Плантагенетов, которые обязан вернуть короне Капетингов. Так завещал мне мой отец, человек, преображенный небесной благодатью.
– Вряд ли это будут годы великих битв, Филипп, пока наш враг на востоке, а королевством управляет его недалекий брат, – с сомнением покачал головой Гарт. – На мой взгляд, дальше все должно совершаться дипломатическим путем. Каким именно, догадаться нетрудно. – Он переглянулся с Гереном. Тот кивнул. – Герен подскажет тебе этот путь. А пока возблагодарим Господа, что он своевременно надоумил Генриха упрятать в тюрьму свою властолюбивую женушку. Чего доброго, ее неуемная фантазия побудила бы его к завоеванию всей Франции.
– Это была бы не первая подлость и глупость аквитанки. Вспомним ее безрассудный замысел пойти войной на Тулузу. Ей, видите ли, показалось мало своей территории, и она решила отнять половину земель у своего дяди, графа Тулузского, ссылаясь на то, что эти земли принадлежали когда-то ее деду и этому дяде, а теперь он владеет ими один. Что же вышло из этого похода? Ничего, кроме стыда, не испытал мой отец, когда вынужден был повернуть войско, так и не дойдя до Тулузы. Стыд и позор жгли его еще долгие годы.
– Я мог бы продолжить примеры самодурства сей особы, Филипп, – подхватил Герен. – Не она ли бесновалась, прося супруга безжалостно покарать жителей Пуатье за то, что они организовали у себя коммуну?
– Самодурство? Да это жестокость! Бесчеловечная, ничем не оправданная. А ведь они ее подданные. Даже Клеопатра и Мессалина не позволяли себе такого безрассудства.
– А происшествие в Витри? Бедные горожане! Вся их вина заключалась в том, что ее сестричка Петронилла вздумала влюбиться. И в кого же? В Рауля Вермандуа, женатого на племяннице Тибо, графа Шампани!
– Что же предпринимает обуреваемая похотью Петронилла? – с видимым интересом спросил Бильжо.
– Просит сестру ей помочь. И аквитанская шлюха требует у короля развода для графа. Кто мне скажет, в уме ли была эта взбалмошная герцогиня? С таким трудом удалось помирить графов Вермандуа и Шампани! В результате Тибо стал врагом короля. Итог всему – война! И развязала ее аквитанская безголовая сука!
– Аббат Сугерий, советник короля, был против, – продолжал за Герена Филипп, – советовал отцу не слушать пустоголовую супругу. Вот светлый ум, друзья мои! Но кто его послушал? Король заколебался было, но эта овца снова надавила на него, и он сдался. Развод оформили, и новоиспеченных возлюбленных тут же обвенчали.
Кроме того она рассорила короля с папой. Что же удумала эта бестия? Минуя папу, вернуться к инвеституре
[51]. Вот уже почти столетие, начиная с Генриха Четвертого
[52], папство воюет с империей за власть, за право назначать епископов по своему усмотрению. И Рим взял-таки верх! Можно, кажется, облегченно вздохнуть, но тут какая-то выскочка смеет идти наперекор Святому престолу!
– Каков же результат?