Накачанный носильщик тут же закивал, как собачка на пружинке, а Шакалов резко опустил парня. Тот от неожиданности упал на колени, но вездесущий Карим тут же помог ему подняться. Только вот Кирилл уже не видел этого, потому что повернулся ко мне и скучающе протянул:
— Готова отправиться на остров?
На ответ сил не хватило, так что я просто кивнула, одновременно пожимая плечами. Странные чувства вызывал у меня мужчина. Я все время ощущала себя растерянной, с диким желанием срочно что-то предпринять, чтобы спрятаться, отгородиться, сбежать… Но тут, на острове, что-то внутри словно щелкнуло внутри по прибытию. Странным образом мне нравилось, что кто-то в этом мире еще испытывает желание переживать о моем ребенке. И пусть эти мысли были странным, эгоистичным и не поддающимися логики, но на какие-то крохотные моменты Шакалову удавалось вызвать у меня что-то человеческое. Наверное я так часто видела его в образе робота, что теперь любые намеки на его живую душу делали диссонанс внутри.
И тем не менее я скидывала все перемены на Сейшельские острова… Природа вокруг успокаивала нервы, шум океана дарил странное чувство релакса и даже Шакалов больше не пугал так сильно, как раньше.
— Отлично. — только и сказал он, а затем внезапно подхватил меня на руки. Не дожидаясь Карима, Шакалов пошел на прямую к катеру, вышагивая по раскаленным камням в тонких резиновых вьетнамках. Путь от стоянки вертолета до воды был не близким, так что наверняка — ноги мужчины должны были пылать, как от огня. Но ни один мускул на лице не дрогнул, скорость не изменилась и даже тон не выдал намека на возможную боль: — Почему ты так внимательно на меня смотришь? Черничка?..
— Пытаюсь понять… — задумчиво протянула я про себя, но вышло в слух. Шакалов посмотрел на меня, приспустил очки и вопросительно приподнял одну бровь. Пришлось пояснить: — Единственная эмоция, которую ты позволяешь видеть окружающим — злость. Не знаю… Либо ты запрограммированная машина, либо актер, достойный Оскара. Все пытаюсь понять тебя, но ни выходит. Ты бросаешься из крайности в крайность. Возможно это твой план, чтобы никто не знал твоей истинной сущности, а может ты еще сам не определился, кем хочешь быть…
Кирилл косо усмехнулся, но вышло как-то холодно, а по телу побежали странные мурашки. Он снова натянул очки, словно огораживаясь внутренний мир от окружающих и едко выплюнул:
— Зато ты не заботишься о том, чтобы скрывать свои эмоции, Черничка.
Щеки стали пунцовые и я отвела взгляд, чтобы мужчина ненароком этого не заметил.
— Если ты о том разговоре в вертолете, то я не собиралась… Все вышло как-то спонтанно, и я… Я не хотела откровенничать…
— Когда течешь от комплиментов другого парня, представляя себя на его члене, хотя бы пытаяйся скрывать это внешне. Я думал, ты не сдержишься и все-таки бросишься к нему на руки с криком: "Трахни меня прямо здесь!" Жаль, теперь он долго теперь этого не сможет… — перебил меня Шакалов, но ответить ему я не смогла. Слова прозвучали так грубо и резко, что воздух из легких тут же пропал, а временная легкость улетучилась. Не знаю, как ему это удавалось, но даже в те короткие моменты безумия, когда я пыталась понять мужчину и хоть немного смягчить свое к нему отношение, он снова тыкал ножом в рану и заставлял его презирать.
Кирилл уже подошел к воде и не останавливаясь зашел в нее по колено прямо в легких брюках. В катере уже сидел пожилой сейшелец, который уже с опаской поздоровался с нами обоими и тут же отвернулся, от греха по дальше. Шакалов же посадил меня на ближайшее сидение, а затем так ловко запрыгнул внутрь, что я и не поняла, как он оказался рядом.
— А Карим? Он батерфляем поплывет? — и пусть разговаривать с мужчиной не хотелось, но забытый на берегу провожатый никак не давал покоя.
Шакалов не растерялся и вместо ответа притянул меня к себе за талию и посадил на руки. Старик у штурвала завел катер и тот двинулся вперед, пока Кирилл, пользуясь полным его невниманием, просунул руку под майку и сжал грудь так крепко, словно только и ждал этого целое утро. Ухом я слышала его рваное, хриплое дыхание, попой ощущала, как брюки в районе паха становятся все плотнее и тверже… Но тяжелее было другие…
Я ощущала пальцы мужчины на своих сосках, как он играет с ними, выкручивает, поглаживает и трет. Я ощущала вторую его руку на своем животе, плавно поглаживающую низ живота и с ужасом думала: "Как я оказалась тут, в этой секунде своей жизнь?" Вокруг было блестящая голубая вода, солнце грело, пели птицы, а тропики вносили непередаваемую свежесть. А я думала лишь о том, что на руках меня держит не тот мужчина. Просто "не тот".
Как собственность, свою жену, как пару. Но он не был моей парой, а я его. Это все игра… Она изначально была не нужна мне, а Шакалову однажды надоест. Никто не захочет жить со стеной, а чувств я подарить ему не могу. Однажды мужчина возненавидит меня, выгонит, попробует отобрать ребенка и превратит жить в ад. И этот короткий момент отпуска будет вспоминаться мне как что-то легкое, хорошее и доброе в наших отношениях. Но это не так… Именно сейчас закручивается спираль невозврата. И я не дам ей повернуться в Его сторону.
За странными, тревожными размышлениями я пропустила часть пути. Просто выпала из жизнь, строя в своей голове сценарии худшего и лучшего будущего. И, как бы парадоксально это не звучало, ни один вариант не сулил мне и ребенку ничего хорошего.
— О чем ты думаешь, Черничка? — внезапно шепнул мне на ухо Кирилл и я вздрогнула, возвращаясь в реальность. Остров был уже близко, оставалось пару минут до берега, но Шакалов и не думал считать это за конец разговора: — У тебя бешенный пульс, сердце сейчас выпрыгнет из груди, а глаза мокрые. Поэтому снова спрашиваю, о чем ты думаешь?
— Я… — естественно, говорить правду мужчине не стоило. Что бы это изменило? Снова сделало его агрессивным, только теперь по отношению ко мне. Так что вспомнив последние события, я слегка отстранилась от Кирилла, убрав его руку на сидение и повернулась в пол оборота: — Я… Мне неприятно. То, какого ты мнения обо мне — удивляет и обижает.
— Хм… — Шакалов свел брови на переносице и внимательно заглянул в глаза. Одна прядь волос из-за легкого ветра скользнула на лицо и попала в глаза. Я резко заморгала, но мужчина отреагировал быстрее. Он ловко убрал волосок в сторону, а затем медленно заправил еепрядь за ухо. — Я вижу, что ты врешь. И тем не менее, я не хотел тебя обидеть, Черничка.
Вдох-выдох… Не знаю, что было в этих словах не так, почему от них закружилась голова, а кислород перестал поступать в легкие. Не знаю, почему из-за них парализовало. Не знаю, почему на глаза накатили слезы, почему руки затряслись, а внутренняя платина рухнула. За ней была та я, которую всегда приходилось скрывать. Всегда!
Никому не нужна слабая девочка. Никому не нужны чужие проблемы. Никому не нужны сложности. Но Шакалов сказал то, что впечатлило меня бы сильнее, чем признание в любви и его желание меня отпустить. Я закашлялась, рвано прошептав:
— Правда? А что ты делаешь постоянно? Что ты хочешь от меня, Кирилл? ЧТО, ТВОЮ МАТЬ?! — в тот момент мне было не важно все вокруг. Только Шакалов. Перед глазами возникли его приставания на свадьбе в кафе, предложение переспать, аукцион тела, минет в кабинете… То, что почти удалось забыть, он снова вывернул наружу. И вот теперь снова… Его черные глаза смотрели прямо в мои, прозрачно, без эмоций и надменности. Словно ему нечего скрывать и нечего сказать. Будто мои эмоции для него пустота, воздух, пыль… Но я была слишком возмущена, чтобы молчать, когда резко поднялась с его колен и возвышаясь над мужчиной тихо прошептала: — Лучше бы ты честно говорил, что плевать на меня хотел, а не врал, что не хотел обидеть.