Однажды девочка осмелилась переступить черту, ко мне в мыслях пришла Грейс и я схватилась за нее.
В поисках союза души и божественного.
Отныне свет и тьма будут вместе выполнять эту работу,
Может быть, но это займет времени много.
Много времени, подумала я, успокоившись, поскольку я поняла, что была в безопасности. Я просто не была уверен, где я вообще находилась. Я почувствовала, как мое тело, похоже, поднялось, закончив движение, которое серафим начал в пустыне Аризоны. Я вздохнула, не зная, было ли это реально. Это заставило мое сердце биться в ускоренном ритме, разгоняя мою кровь.
Ослепительный свет пульсировал во мне, и я сжала руку, которой некогда держала серафима. Моргая, я повернулась и увидела, что я стою в своей комнате, а не во внутреннем дворике Рона. Мое отражение смотрело на меня из моего зеркала, и Грейс бросилась ко всему, как будто она не видела меня несколько лет. Ошеломленная, я смотрела на себя в этом нелепом черном наряде. Я выглядела усталой, маленькой и очень грязной.
Сердце бешено колотилось, я повернулась, не веря в это. Я была дома. Живая.
Я посмотрела вниз на руку, сжимавшую шнурок моего амулета, и раскрыла ее, вздохнув с облегчением — у меня все еще был мой амулет.
— Что теперь? — произнесла я вслух, вглядываясь в его глубины, любуясь искрами и радугами внутри него.
Глава 13
Торговый центр был приятно оживлен движением выходных дней, перемещающимся быстро мимо выставки фотографий. Большинство людей шествовали, не обращая ни на что внимание кроме того, чтобы дойти к новой паре джинсов или замороженному мокко. Именно так мы и проживали наши жизни в большинстве времени — если что-то не останавливало нас, чтобы понять, что жизнь является мимолетной — слишком занятые деталями существования, чтобы признать вещи, из которых и складывается наша сущность, наша душа. Нет, я не была подавлена, просто на меня нахлынул момент самосозерцания, и когда я стояла перед фотографией Накиты, сделанной в тихой больнице ночью, я надеялась, что никто не заметил, что это действие происходило в другом штате. Она делала этот снимок под углом, заставляя огни пылать почти так, как я все видела когда, обращалась к будущему. Но у нее все это было… ну как если бы вы смотрели с близкого расстояния…
— Она размыла это намеренно? — спросил мой отец сзади, и я подскочила, чуть не разлив молочный коктейль. Джош купил его для меня прежде, чем извинившись, скрыться на соседнем фуд-корте. Ему понравилась мои фотографии, но после пяти минут он был перенасыщен этим зрелищем. Барнабас и Накита были в самоволке, но я полагала, что они находились где-то рядом, избегая моей матери, как большинство нормальных людей. Да, моя мама. Она появилась сегодня утром без предупреждения, заявив, что будет здесь, на шоу в торговом центре, но я думаю, что она направлялась в Калифорнийский центр заключения несовершеннолетних, куда ее вызвали по моему поводу, и была перенаправлена, спасибо, Богу, Барнабасу, серафимам, и, возможно, Грэйс.
— Боже, я не знаю, что в голове у Накиты, когда она фотографирует, — ответила я. — Она просто наводит и нажимает. На все.
— Да, но ты раньше была такой же, — мой отец добродушно положил свою руку мне на плече, и я закатила глаза. Я стянула его за руку со своего плеча и потащила его дальше, прежде чем он заметил, что эти фотографии сделаны в другом штате. Вытянув шею, он попытался задержать на них взгляд.
— Что бы она ни делала, ей нужно продолжать это делать, — сказал он, щурясь через плечо. — Все ее работы уникальны… странное качество. Это — как будто я через нее впервые вижу горе, тревогу или радость.
— Правда?
— Да, — сказал он, затем наклонил голову, приподняв бровь. — Это не наша местная больница, не так ли?
— Я не заметила. — Взволнованная, я остановилась возле последней фотографии Накиты, погружаясь в легкий шок. Я не имела понятия, когда она успела это снять. Эта фотография завоевала высшую награду согласно небольшой наклейке на уголке, и была выставлена на аукцион. Но это не то, от чего я была напряжена. На фотографии была я со спины, когда я шла по темному тротуару с опущенной головой, обхватив себя руками. Это было возле дома Шу ночью, и там были шары, тянущиеся позади меня как пузыри. Их было, по крайней мере, пятьдесят. Дерьмо, там были ангелы-хранители, следящие за мной, и я даже не знала об этом?
— Хм, ты хочешь увидеть мои? — пробурчала озадаченно я, потянув отца за руку, чтобы отвести его туда, где стояла моя мать с модным клатчем в руке перед моими тремя фотографиями, как будто мои фотографии были единственными здесь. Но отец не двигался, его взгляд был прикован к черно-белой фотографии Накиты со мной в окружении ангелов.
— Как она это сделала? — спросил он с зависшем над шарами пальцем. — Думаешь, это две фотографии наложились друг на друга?
— Наверное, — отмахнулась я, становясь все более раздражительной. Они следили за мной, чтобы оценивать меня как хранителя? Барнабас думал, что ангелы-хранители, несмотря на их небольшие размеры, были сильнее, чем даже серафимы. Кто знает… Кто-то однажды сказал мне, что херувимы сидел рядом с престолом Божиим, но чем больше я слышала об этом от «экспертов», тем больше я понимала, что никто об этом ничего не знает наверняка.
Медленно плечи отца поникли, и глаза его сделались печальными, когда он посмотрел на изображение. Я заколебалась, а потом, зная, что он не сдвинется с места, пока не удовлетворит свое любопытство, я отступила назад, чтобы встать с ним рядом и попытаться посмотреть, на что он смотрит — не на то, что было под стеклом, а на то, что было в уме человека, делающего этот снимок.
Черно-белое изображение добавило снимку туманной остроты, и казалось, что бремя всего мира было на мне. Я вспомнила эту ночь. Накита прекрасно передала мое беспокойство в необходимости исправить то, что я тогда сломала. И когда я посмотрела на снимок, казалось, что эта усталость снова нахлынула на меня. Накита была хороша. Действительно хороша.
— Тебе было так непросто? — прошептал мой отец с мягкой боль во взгляде. — Я думал, что ты была счастлива здесь. Если ты хочешь, то можешь вернуться со своей матерью…
— Нет! — быстро перебила его я, обнимая его сбоку за талию и чуть не пролив свой коктейль. — Я счастлива. Мне здесь нравится. Мне нравится жить с тобой. Я чувствую… сосредоточенность, — я специально использовала одно из его любимых слов. — Просто это была ужасная ночь. Ты знаешь… парни. Но теперь все в порядке. — Я взглянула на Джоша на фуд-корте, к нему уже присоединился Барнабас. — Я даже не знала, что она поймала именно этот момент, — закончила я.
Папа посмотрел на маму, которая стояла перед моими фотографиями с таким выражением лица, как если бы они были портретом Моны Лизы. — Ну если ты уверена…
— На сто процентов, — задорно заверила я его, потом добавила: — Только не говори маме, хорошо? Она заставит меня носить эту странную одежду.