Глава 3
Ветер, покорный воле ведьм, подхватил меня, как пушинку. Чувство полёта, оно… непередаваемое, немыслимое, ни на что не похожее. У меня не хватит слов описать его. Жаль только, что полёт требует огромного количества сил, умений (новички и со страху помереть могут) и только с помощью целого клана можно перелететь на такое большое расстояние. Плюсом полог невидимости — тоже очень энергозатратная штуковина.
Я летела над лесами, полянами, лугами, полями и деревнями, как облако, как неприкаянный дух, и чувствовала себя как никогда свободной… от взваленной на меня ответственности, от вечного страха, от всего… Родная магия наполнила каждую клеточку тела, и сейчас, когда всё затмили чувства, я забыла о том, куда и зачем лечу, о жестокости мира, в котором живу, и вдруг полюбила эту опасную, до сих пор непонятную часть себя — магию.
Наконец, спустя, казалось бы, всего ничего времени, сила стихии начала ослабевать и мягко опустила меня на траву в ближайшем к столице лесу. Быстро скинула с себя опустошающий полог невидимости, и, вздохнув с облегчением, огляделась. Остальной путь, буквально пару километров, пришлось проделать самостоятельно. С каждым шагом, отдаляющим меня от леса, связь с Силой неумолимо слабела, пока не остались лишь совсем жалкие крохи. Именно из-за этой особенности ведьм так часто ловят. А уж если ведьма уходит из клана — связь с природой частично обрывается насовсем. То есть сил становится в два раза меньше, вне зависимости от места жительства, хоть в дупле селись.
Стража у главных ворот пропустила меня ожидаемо беспрепятственно: милая девушка-служанка, аккуратная, безукоризненно благопристойного и усталого вида, глупо хлопающая ресницами и с маленькой корзинкой ягод в руках ни у кого не вызвала подозрений. Замечательно.
Арант, огромный и суетливый город, как никогда походил на муравейник: все куда-то спешили, о чём-то торопливо говорили, что-то делали, и людей было так много, что яблоку негде упасть. Все жители, казалось, безумно торопились жить, считая каждую секунду. Ох, непривычна мне эта суета: в больших городах я бывала раз пять за всю свою жизнь. Однако в отличие от большинства других городов Арант практически полностью был покрыт плитами, каменной кладкой, брусчаткой, кроме того, здесь имелось даже такое роскошное новшество, как фонтаны. Они были, конечно, не на каждом шагу, но встречались довольно часто и были до того замысловатыми, что я невольно замирала на мгновение у каждого и самозабвенно любовалась. Пришло же ведь в голову кому-то использовать воду в эстетических целях, тогда как все привыкли воспринимать её только как ценный ресурс, необходимый для выживания!..
Аккуратные маленькие домики из дерева и кирпича (которые побогаче), ровными рядами выстраивались в чистые улицы, где сновали прохожие, всадники, кареты, телеги. Каждый дом был так или иначе искусно украшен чем-нибудь: лианами, садами, скульптурами, красивой резьбой или цветом. После покосившихся избушек в родной деревне да осточертевшей походной жизни, вечно в бегах, видя такое диву даёшься. И мечты — далёкие, несбыточные грёзы о доме — сладко дурманят голову. Я старалась делать вид, что всё окружающее мне привычно, но всё равно, наверное, смотрелась белой вороной.
Далее был рынок. Длинный, бесконечный и запутанный, как лабиринт, он манил невероятным количеством товаров, так нещадно соблазняющих мою хрупкую женскую душу. Духи, притирания, благовония, сурьмила, белила, румяна, бусы и драгоценности, платья, ткани, выпечка, пряности… Аххх…
Мысленно надавав себе пощёчин, напомнив, что у меня с собой крайне мало денег и о том, зачем я здесь вообще, поспешила скорее убраться подальше от искушения. Тем более, что идти оставалось немного — площадь Ведьм, как её называют в народе, располагалась прямо за этим рынком.
Из шумного, бойкого базара я словно попала в другой мир, сделав всего пару шагов: мощёная серым камнем безликая площадь с не подожжённым костром в центре безумно походила на вечную обитель уныния и скорби. Сердце замерло где-то в горле при взгляде на сложенные огромной кучей сухие ветки и столб, а воображение сыграло со мною злую шутку: вдруг до боли реально почудилось, что вся боль и кровь, некогда пролитая здесь, на этом самом месте, никуда не ушла и останется тут навечно, а пока невыносимой ношей упала на меня, норовя раздавить, похоронить под собой.
Как будто своей не хватало…
Людей, собравшихся на зрелище, оказалось ожидаемо немало, и я просто юркнула в копошащуюся толпу, стараясь быть незаметнее пылинки.
В какой-то миг обыденные разговоры сменились жадным, нарастающим всеобщим улюлюканьем. Задумавшаяся было я вздрогнула, застыла и проследила за взглядами остальных.
Понурая лошадь везла в старой обшарпанной телеге женщину, чью наготу прикрывала лишь грубая холщовая рубаха в пол. Спутанные чёрные как ночь волосы грязными паклями окутывали её бледное, обескровленное постаревшее лицо и струились по спине, не скрывая жутких бурых пятен. Некогда алые губы непреклонно сжаты в тонкую линию, а иссиня-чёрные глаза, обрамлённые длинными ресницами, горят жутковатым фосфорическим огнём. Осанка прямая, руки чем-то скованны за спиной. Возможно, чем-то лишающим магии…
Люди вокруг явно боялись смотреть ей в глаза и подойти ближе, чем на двадцать шагов. Даже палач, что возводил Сибиллу на эшафот, заметно трясся, хотя и пытался сохранить бесстрастную маску на грубоватом изуродованном шрамами лице.
Рядом же, в спокойной, даже расслабленной позе, сложив руки на груди, стоял высокий широкоплечий мужчина лет тридцати-тридцати пяти на вид. Загорелый, светловолосый, с правильными чертами лица, богато одетый, он сошёл бы за столичного красавца, если бы не эти стальные, абсолютно равнодушные жестокие глаза.
Сердце изошлось ядовитой, изъедающей, как кислота, ненавистью. О, эта белобрысая проворная тварь знатно попортила мне нервы. Герцог Кенигстон, советник короля и инквизитор — чудовище, убившие пять ведьмочек, ушедших из моего клана, две из которых были беременны. Более того, мне не раз приходилось сражаться с его людьми. И вот, теперь он добрался до Сибиллы — одной из сильнейших ведьм, которую я знаю, бывшей Верховной, моей наставницы…
Сволочь, как же я ненавижу его! Так и вцепилась бы ногтями в это самодовольное лощёное лицо…
Между тем глашатай, развернув небольшой пергамент, громко и с чувством прочитал приговор, словно стихи:
— Внимание, граждане Хагара! Сибилла Ангелетт тер Моран, пойманная многоуважаемым герцогом Кенигстоном, повинна в колдовстве, убийстве нескольких аристократов и наведении чумы на Арант, за что приговорена к немедленной казни — сожжению в очищающем пламени костра. Приговор вынесен верховным государственным судом, подписан его величество королём, оспариванию не подлежит и будет приведён в исполнение прямо сейчас.
Улюлюканье — радостное, поросячье — усилилось, из-за чего во мне вскипело желание сжечь эту серую жадную толпу, жаждущую чужих страданий, но сквозь все эти визгливые звуки отчётливо прозвенел смех. Каркающий, безумный. И все замерли.