— Я не тот, с кем стоит так баловаться, миледи. — Как-то во всех смыслах прижал меня он, когда я беспечно возвращалась из сада, куда ненадолго выходила подышать свежим воздухом после духоты и суеты бального зала.
Какие мы нежные.
— О чём вы, ваша светлость? — И ресницами непонимающе хлоп-хлоп.
— Я о том, что невозможность узнать о вас что-либо уже представляется мне очень странной. Не советовал бы я вам заставлять меня браться за это всерьёз.
В горле застрял комок. Этот и правда если возьмётся — то до правды докопается, и тогда мне не жить.
— Мне нечего бояться. Но почему вы так настаиваете, несмотря на то, что бал-маскарады заканчиваются, и теперь вы наверняка узнаете меня среди придворных.
— Потому что не могу не знать даже имени той, которая покорила настолько, что трудно не заподозрить её в использовании магии… — интимным шепотом, и в то же время не без доли серьёзного подозрения (или мне со страху почудилось?) ответил он.
На минуту закралось подозрение: а не оказалось ли зелье более сильным, чем мы с Брианой ожидали? Но нет, расчёты чётко выверены и точны, всё сделано правильно: мы собирали эту формулу по крупицам. Ошибки быть не может.
Однако же как близко он подобрался к правде…
Тогда я едва отвертелась, но вскоре бал-маскарады закончились, и я была официально представлена ко двору как фрейлина, и герцог узнал меня как дочь барона.
Поначалу пытался сделать из меня шпионку, подчинить себе, чтобы влияла как надо на принца — и в этом Вейс (как я могла теперь позволить себе иногда назвать его высочество наедине) не просчитался, но вскоре и думать об этом забыл, делая всё возможное, чтобы принц потерял ко мне интерес. И тот послушно начал его постепенно «терять», так, что всё выходило вполне естественно, как всегда бывает, когда наскучила очередная игрушка. Совместные посиделки в покоях и прогулки по городу прекратились, но понеслись письма. Скажу сразу: это была не моя инициатива, и вообще… честно, я сама не понимала, зачем делаю это, почему иду на поводу и откуда это будоражащее волнение перед вскрытием каждой новой записочки ночью? Причём переписка эта была не любовной, мы больше подтрунивали друг над другом и над другими, но что-то… что-то сквозило между строк. Что-то, отчего замирало дыхание и сердце пускалось в галоп.
Пусть. Это всего лишь игра. Всё забудется, как только я уеду отсюда, вернусь в клан.
Линию поведения относительно герцога не меняла: держала на расстоянии, но не отталкивала, даже Вейс перестал понимать, к чему я веду. А привело это к тому, что и ожидалось, но всё равно грянуло как гром среди ясного неба: однажды «прекрасным» утром его светлость явился в замок барона, и просто поставил «родителей» перед фактом, что я выхожу замуж. Мне страшно идти на такой шаг, ведь это будет ложь не только перед людьми, но и перед Богом? Однако лучшего момента для исполнения задуманного, чем брачная ночь после пышной и шумной свадьбы мне просто не найти.
Оставался последний штрих…
Глава 2
«Нет, я не Байрон — я другой» —
…я зверь…
вгоняющий под когти кровь столетий,
и прутья вырывающий из клети,
и двери вышибающий с петель…
Искатель душ
…в подлунной тишине.
Вдыхаю неземные ароматы.
Бегу…
…бегу…
…бегу на мягких лапах —
и шерсть от счастья дыбом на спине.
Вгрызаюсь в плоть настигнутых стихов,
слюною исходя над каждой строчкой.
Мне кажется такой безумно сочной
разорванная мякоть тёплых Слов…
Звериное чутьё
…и тонкий нюх
ведут меня уверенно по следу…
В предчувствии волнующей победы
от радости захватывает дух…
Но помню:
…для кого-то я мишень…
Минуя то ловушки, то капканы,
рассерженно зализываю раны,
когда чужая пуля срежет цель…
А кровь лишь разжигает мой азарт.
И рыком оглашается округа…
Нет,
…я давно не бегаю по кругу,
оглядываясь с робостью назад…
Прислушиваюсь к шелесту миров.
Ловлю тревожно шорохи
…и звуки —
они стучатся в душу тайной мукой
и снова обрастают плотью слов…
«Нет, я не Байрон — я другой»…
…Я зверь —
тот, что во власти странного рефлекса
вдруг сам себе прокусывает сердце
под взглядом изумлённых егерей.
Герцогство Кайнур.
Утро здесь всегда наступало рано. Южное солнце Кайнура словно бы ни в какую не желало прятаться долго, круглый год вытесняя здесь ночь раньше, чем где-либо ещё. А иногда и вовсе царило на небе круглые сутки, лаская просторы герцогства своими тёплыми лучами. Такие ночи, называемые белыми, слуги откровенно ненавидели — во время таковых их заставляли работать вовсе без сна и отдыха, порой выжимая так, что и в гроб лечь легче. Всё это им уже и вроде как привычно, но от того не менее неприятно.
В основном они работали в поле и огороде, на пастбищах и плантациях своих хозяев, и лишь некоторая часть из прислуги, так называемая «элита», вели относительно спокойную и размеренную жизнь, следя за порядком в самой усадьбе или замке.
Гарем (состоящий только из ведьм) могли иметь только инквизиторы-представители знати, остальные же слои населения могли только жениться на одной-единственной женщине, и, в общем-то, никто не жаловался. Тем более что для всех, кто мог бы быть сим положением дел недоволен, существовали бордели, причём никто даже не пытался их закрывать. В Кайнуре наиболее остро чувствовалась абсолютная патриархальность. Женских профессий здесь не было, а ситуации в жизни случаются разные… Это всё давно считалось нормой, как для мужчин, так и для самих женщин, хотя последним лучше от того не становилось. На крестьянках и горожанках господа из знати никогда не женились.
Никто не желал менять издавна привычное положение вещей — Кайнур славился своей консервативностью. Впрочем, остальные части Хагара и большинство других стран недалеко от него ушли. Никто не считал, что подобное наносит какой-либо урон общей нравственности, ибо то, что кажется нормальным и естественным — не может показаться безобразным.
Круглый год в этом герцогстве благоухали сады, блистали на солнце зеркала тёплых и чистых вод, а дикие, непроходимые дремучие леса, полные коварных троп и топей, живой стеной защищали от врагов жителей, наизусть знающих местность и способных великолепно там ориентироваться. И ведьм в этом лесу не было — герцог неусыпно следил за этим, да и ни одной Верховной не придёт в голову вести клан во владения самого известного и могущественного инквизитора королевства — это самоубийство. Природа герцогства всегда была необыкновенно щедра и благосклонна к трудолюбивым, так что каждая крестьянская семья могла и себя прокормить, и без проблем выплатить всевозможные налоги и долги. Но мало кто мог бы назвать Кайнур раем земным, не кривя душой. Нерушимая кровная месть порой приводила к крупным потасовкам и откровенному беззаконию, делёжка добычи после похода — так же. И господа, занятые поимкой ведьм, с лёгкостью посылали «отвоёвывать честь рода» свою наёмную миниармию из убийц. По всему Хагару вот так кто-то был занят постоянной грызнёй, кто-то выживанием, и редко кого интересовали новшества в науке и магии. У других, более прогрессивных стран, всё это перенимали, и тем довольствовались.