Ноктуарий. Театр гротеска - читать онлайн книгу. Автор: Томас Лиготти cтр.№ 96

Именно из-за несоответствия между моей публичной реакцией (или отсутствием реакции) на якобы объективную информацию обо всех делах Северини, которой я был завален, и моей частной реакцией (или гиперреакцией) на эту информацию, я, в конечном итоге, заподозрил, что меня обманывают, даже если и сам обманывал не меньше, чем все остальные. Затем я рассудил, что я не столько жертва обмана, сколько объект манипуляции – процесса обольщения, который приведет к моему полноправному посвящению в культ Северини. В любом случае я был убежден, что от меня утаили какой-то очень важный элемент, касающийся затворника с болота святого Альбана, – до тех пор пока не наступит благоприятный момент и я не буду готов встретиться лицом к лицу с истиной, в которой мне до сих пор было отказано, или в которой я сознательно отказывал себе.

Наконец дождливым днем, когда я работал один у себя дома (делая заметки по делу Северини), снизу позвонили. Голос в домофонной трубке принадлежал женщине по имени Карла – она была скульптором, и я едва знал ее. Я пригласил ее войти, она оказалась мокрой с ног до головы – на улице шел дождь, а ни плаща, ни зонтика при ней не было, хотя ее прямые темные волосы и черная одежда выглядели всегда одинаково, неважно сухими они были или влажными.

Я предложил ей полотенце, но она отказалась, заявив, что ей «нравится чувствовать себя такой вот – мокрой и больной». Что ж, ладно. Она пришла ко мне домой, чтобы пригласить меня на первый «коллективный показ» Экспонатов из Выдуманного Музея. Когда я спросил, почему было обязательно вручить это персональное приглашение прямо у меня дома в такой дождливый день, она ответила:

– Потому что выставка будет проходить у него, а ты никогда не хотел туда идти.

Я сказал, что серьезно подумаю над приглашением, и спросил:

– Это все, что ты хотела мне сообщить?

– Нет, – ответила она и запустила руку в карман своих узких промокших брюк. – Он лично просил меня пригласить тебя на выставку. Мы ему о тебе никогда не говорили, но он сказал, что всегда чувствовал – кого-то не хватает, и мы почему-то решили, что это ты. – Достав на свет божий сложенный в несколько раз листок бумаги, она развернула его и поднесла к глазам. – Я записала, что он сказал, – объяснила она, и поднесла прямо к лицу обмякшую и измятую записку, держа ее обеими руками. На секунду она взглянула на меня поверх нераскрытой страницы (тушь текла черными струйками по ее щекам), а потом принялась читать те слова, которые ее попросил записать Северини. – Итак, «Вы с Северини…» – да, он всегда говорит о себе в третьем лице, так вот: «Вы с Северини – симпатические…» – эм, прости, я не могу это прочитать. Было так темно, когда я писала, а тут еще и этот дождь. Ладно. «Вы с Северини – симпатические организмы». – Она потрясла головой, откинув несколько прядей мокрых волос, упавших ей на лицо, и глуповато улыбнулась.

– Это все? – хмыкнул я.

– Погоди, он просил, чтобы я все сделала правильно. Еще один момент. «Скажите ему, тропа кошмаров – путь к избавлению». – Она скомкала мокрую бумажку и засунула обратно в карман черных брюк. – Тебе это о чем-нибудь говорит?

Я честно сказал, что для меня эти слова – пустой звук, пообещал, что всерьез подумаю о посещении выставки у Северини, и проводил Карлу до порога, обратно в дождливую морось.

Стоит признать, я никогда не говорил ни с Карлой, ни с остальными о своих лихорадочных видениях с тропическими канализациями и возникающей концепцией «органического кошмара». Я никому об этом не рассказывал, думая, что все это – мой личный ад, в чем-то уникальный. До того дождливого дня я считал лишь совпадением то, что произведения, вдохновленные Северини, равно как их названия, вызывали во мне ощущения и предчувствия моих лихорадочных видений. Но вот Северини послал мне через Карлу сообщение, о том, что мы с ним – «симпатические организмы», и что «тропа кошмаров – путь к избавлению». Долгое время я мечтал освободиться от страданий, причиняемых моими припадками, от образов и ощущений, что сопровождали их, – ужасных образов и видений, в которых всякая жизнь, включая мою, была не более чем плесенью или скоплением бактерий, гигантским слизевиком, который подрагивая перекатывается по поверхности этой планеты (и, весьма вероятно, других тоже). Любое избавление от такого кошмара, думал я, потребует самых радикальных (и эзотерических) процедур, самых чуждых (и незаконных) практик. В конечном счете, я стал верить в то, что всякий путь к избавлению мне закрыт. Он казался мне слишком хорошим (а может, напротив, слишком плохим), чтобы быть правдой, но, на диво, несколько слов Северини, озвученных Карлой, сделали из скептика вроде меня человека надеющегося. В один миг вся картина вещей сменилась. Теперь я был готов предпринять первые шаги к исцелению; по правде говоря, сама мысль о том, что я сдамся и в этот раз, казалась невыносимой. Я должен был найти выход, какие бы процедуры или практики для этого ни потребовались. Северини уже прошел их – в этом я был убежден – и мне нужно было знать, куда же они его привели.

Как и следовало ожидать, я довел себя до полного изнеможения еще до той ночи, когда Экспонаты Выдуманного Музея явили миру. Но не только буйство снов и предвкушение повлияли на тот опыт, что я получил в лачуге на краю болота святого Альбана, не только они повлияли на мою способность рассказать о том, что же там произошло. Видения, которые я испытывал до той ночи, были ничем (да чего уж там, они были образцом ясного восприятия), по сравнению с умоисступлением, которое охватывает меня каждый раз, когда я пытаюсь разобраться в том, что произошло в хижине на болотах, мои мысли утрачивают связность, и я сам погружаюсь в сноговорение. Я много чего увидел в ту ночь своими глазами – и много чего другими. И голоса в ту ночь звучали повсюду…

Я шел по узкой, тенистой тропинке, которая, согласно полученным мною указаниям, вела к дому Северини. В темноте квакали лягушки. Я оставил свой «родстер» на обочине, где увидел машины остальных. Все они прибыли раньше меня, хотя я нисколько не опоздал на запланированное культурное мероприятие. Но я уже давно заметил, что они всегда становились суетливыми, когда дело касалось Северини. День перед встречей с ним всегда давался им с трудом, наполненный нервозностью и неловкостью, но вот наступала ночь – и они с готовностью сбегали из города и неслись сюда, на болото.

Шагая по узкой тропе, я все ждал, когда впереди забрезжит свет, но слышал лишь кваканье лягушек во мраке. Полная луна в безоблачном небе вела меня через кочки и подтопленные места. Еще до того, как я добрался до поляны, где вроде бы находилась старая лачуга, мое ощущение всего вокруг начало меняться. С обеих сторон тропы стал наплывать теплый туман, и я почувствовал, как в мой разум что-то просачивается извне – чуждые образы, слова.

Мы – симпатические организмы, услышал я из мглы. Подходи ближе.

Я бы с радостью – но тропа, казалось бесконечной, как те проходы в моих бредовых откровениях, простиравшиеся на непостижимые расстояния вглубь влажного тропического мрака, где со всех сторон кишели и плодились экзотические формы жизни. Я должен идти туда, думал я – так, как будто то были мои собственные слова, а не чужого голоса, голоса, полного отчаянной силы и смутных надежд: