Служил он в Наро-Фоминске, был командиром башни танка, принимал участие в физкультурном параде на Красной площади, участвовал в художественной самодеятельности, пел в сводном армейском хоре.
После армии вернулся в Москву, поступил работать на завод имени Сталина (ЗИС, в дальнейшем ЗИЛ), и ему предоставили жилье — комнату в так называемых «испанских домах» на Варшавском шоссе, в которых были расселены семьи испанских антифашистов, вывезенные из Испании в СССР во время и после войны.
Началась Великая Отечественная война. Отец не был призван в армию по состоянию здоровья (болезнь легких), а также потому, что у работников завода, как сотрудников оборонного предприятия, выпускавшего мины и другие боеприпасы и грузовые автомобили, была бронь.
Во время войны отец и познакомился с моей мамой. Она сразу после окончания средней школы весной 1941 года вместо поступления в МВТУ им. Баумана, куда она уже подала документы, пошла работать на ЗИЛ.
На заводе отец первоначально работал техником по ремонту оборудования литейного цеха номер три. После окончания вечернего отделения техникума в том же цехе стал инженером по технике безопасности. Долгое время по профсоюзной линии возглавлял цеховой комитет и позднее объединенный комитет трех литейных цехов. Был членом заводского профсоюзного комитета, а потом — начальником общественного отдела кадров ЗИЛа. Награжден многими медалями, неоднократно поощрялся приказами директора завода, а также грамотами по линии ВЦСПС.
На ЗИЛе он пользовался у рабочих и в коллективе инженерно-технических работников большим авторитетом и уважением. Умел находить общий язык со всеми. В качестве председателя крупнейшего на ЗИЛе цехкома ему приходилось общаться с приглашенными на завод композиторами и артистами, с футболистами команды заводского клуба мастеров «Торпедо» и с многими другими.
Его манера говорить, мягко и доброжелательно, притягивала к нему людей, но в дружбу это не перетекало, он старался все свободное время проводить дома, с семьей.
После выхода на пенсию, отработав более чем сорок лет на ЗИЛе, отец практически до последних дней был комендантом кооперативного жилого дома в Сумском проезде (Южный административный округ Москвы), где они проживали вместе с мамой в однокомнатной квартире.
Вот такой жизненный путь прошел мой отец. Каким же он был человеком, каким он мне запомнился?
В браке отец с мамой прожили пятьдесят пять лет до его кончины, и они жили счастливо. Я не помню, чтобы они когда-нибудь серьезно ссорились, чтобы он хоть раз повысил на нее голос, чтобы довел маму до слез. Отношения между ними сложились исключительно доброжелательные и уважительные. Разговаривая с мамой, он часто улыбался, подшучивал и подтрунивал над ней, но всегда это делал по-доброму.
Отец никогда не курил, выпивал редко, хотя очень любил застолья из-за возможности пошутить, побалагурить и посмеяться от души. А если ему против его воли наливали водку в рюмку, он всегда просил маму, которую звал Калинкой, выручить его.
Из-за отцовского гостеприимства и потому, что наша комната была довольно большой, друзья родителей собирались, как правило, у нас отмечать большинство праздников — Первое мая, 7 ноября, Новый год.
С удовольствием отец ездил в дома отдыха и санатории. В молодости хорошо танцевал и вальс, и танго, и фокстрот. Как рассказывали те, кто знал его в те годы, пользовался успехом у женщин.
Отец следил за своим здоровьем, предпочитал овощи, фрукты, но от хорошего мяса или вкусной рыбы никогда не отказывался. Вспоминал частенько о том, какой же вкусной в молодости ему казалась сельдь иваси.
Он подолгу и с удовольствием принимал теплые ванны, но и закалялся, обтираясь прохладной водой (и пытался безуспешно приучить меня к этому), и даже после восьмидесяти лет ежедневно делал интенсивную физзарядку.
Очень любил природу, гулять по лесу и в парке, кататься на лодке. Часто они с мамой пешком ходили от Старопименовского переулка до стадиона «Динамо», когда еще не было «Лужников», на футбольные матчи (был заядлым болельщиком команды «Торпедо», а мама предпочитала «Спартак»).
Насколько я помню, он все время работал. Уходил из дома раньше всех, возвращался последним. Оканчивал сначала вечернюю школу — девятый и десятый классы, затем техникум, вечерами принимал рабочих в профкоме, потом в отделе кадров.
Он мог аккуратнейшим образом все починить или исправить, смастерить что-то, подточить, подкрасить, подклеить, спаять, зашить — мастер на все руки. Отец любил чинить ручные и настенные часы, освоил профессию часовщика самостоятельно и даже подрабатывал починкой часов.
Меня он воспитывал только личным примером — никогда не поднимал на меня руку, никогда серьезно не ругал, учебой моей практически не занимался и лишь изредка, когда я еще учился в начальной школе, проверял дневник.
Но любил читать мне нотации, по поводу и без, и делал это в ироничной манере, с усмешкой. Я терпеть не мог эти «лекции».
Теплые и доверительные отношения между отцом и мной в юности и в последующие годы как-то не сложились, я всегда был ближе к матери, чем к нему. В юности он казался мне слишком правильным, всегда знавшим, что и как надо делать.
У него во всем существовал особый порядок, любая вещь находилась в строго отведенном для нее месте. Для каждого инструмента отведен свой ящичек. Гвозди или шурупы рассортированы по размерам и для них свои коробочки. В ящиках письменного стола все должно лежать так, как он положил, одежда никогда не должна быть разбросана по квартире. И так во всем. К этой педантичности отец приучил и меня, за что я ему чрезвычайно благодарен.
Он очень хотел, чтобы я получил высшее образование, пусть и военное. Но к выбранной мною профессии сотрудника КГБ первоначально отнесся без одобрения и даже скептически. Последовавшие затем мои успехи в учебе и по службе воспринимал без особого энтузиазма, весьма спокойно — как должное.
Мою первую женитьбу отец категорически не одобрил и не поддержал, отговаривал. На свадьбу в Калинин (теперь Тверь) и вовсе отказался ехать. Но в дальнейшем, как мудрый человек, исходил из того, что это мой выбор, моя судьба…
На похвалы он был достаточно скуп, в кругу семьи эмоции проявлял нечасто, пока не появились внуки, в которых он души не чаял.
Внукам искренне радовался, баловал их, любил проводить с ними время не только дома, но и летом на моих служебных дачах — сначала в подмосковном поселке Тарасовская, а затем в Малаховке.
Но больше всего ему нравилось вместе с ними отдыхать на Рижском взморье, где они с мамой практически ежегодно снимали в Юрмале (в Майори) комнату, окружая внуков заботой и вниманием.
Единственный раз в жизни я видел, как у отца на глаза навернулись слезы, когда мы дома отмечали присвоение мне в 1994 году первого генеральского звания. Я тогда произнес тост в его адрес со словами благодарности за поддержку и жизненную школу.
И после восьмидесяти отец не утратил присущих ему бодрости, оптимизма и интереса к жизни — ходил гулять в Битцевский парк, читал прессу, живо интересовался международными событиями, смотрел по телевизору все без исключения футбольные матчи.