Грузинское гостеприимство общеизвестно. Также широко известно (во всяком случае, так было в то время) стремление жителей Кавказа к контактам с иностранцами.
Поэтому выглядело вполне естественно, когда через некоторое время от нашего стола американцу передали бутылку хорошего грузинского вина, а он ответил нам благодарной улыбкой и словами признательности, само собой, на английском языке.
После того как мы якобы узнали, что наш сосед по ресторану американец, грузинское гостеприимство стало набирать обороты, и в конце концов Гербер оказался за нашим столиком.
Он нам поведал, что является дипломатом из посольства США в Москве и совершает экскурсионную поездку по стране. Мы же рассказали, что грузинские приятели устроили вечеринку в мою честь, а я их давний друг из Москвы, архитектор по профессии. Я у них в гостях, а завтра утром должен уехать из Тбилиси.
Вечер проходил душевно и раскованно, с грузинскими анекдотами, рассказами про США, Москву и Грузию, в общем, за мир и дружбу между народами.
Я, как виновник торжества, весь вечер выступал еще и в качестве переводчика, предварительно объяснив американцу знание английского тем, что моя мама якобы является преподавателем английского в одном из московских вузов.
Расставаясь, Бартон Гербер вручил мне свою визитную карточку.
Таким образом, мне удалось вступить под прикрытием в непосредственный контакт с резидентом ЦРУ, объектом моей разработки, и создать условия для продолжения контакта с ним, но уже в Москве.
Рано утром на следующий день коллеги из КГБ Грузинской ССР на автомашине по Военно-Грузинской дороге, вдоль озера Севан, переправили меня в Ереван, где мы продолжили и успешно завершили плановую работу по контролю Гербера.
Через некоторое непродолжительное время мы в Москве воспользовались сложившейся ситуацией, чтобы развить контакт с Гербером.
Я из телефона-автомата позвонил Бартону на его домашний телефон, предложив встретиться, чтобы передать ему посылку из Тбилиси — ящик прекрасного грузинского вина, который привез для него один из участников памятной встречи в ресторане, тот самый «приятель» из местных.
И Гербер, полагаю, в нарушение всех инструкций ЦРУ, пригласил нас с «приятелем» к себе домой в дом для иностранцев на Кутузовском проспекте.
В квартире у американца мы провели несколько часов, и вино Герберу и его супруге очень понравилось.
«Приятель» из Тбилиси неплохо играл на гитаре, пытаясь завоевать расположение хозяев, пел песни на русском, грузинском и английском языках, а я впитывал атмосферу обстановки дома резидента — главного противника, организатора шпионской деятельности ЦРУ против СССР.
Моя миссия была выполнена.
Много лет спустя, во время моего пребывания в США в беседе с Милтоном Бирденом, который рассказывал мне о роли Гербера в работе против СССР, я упомянул, что бывал у Гербера в Москве дома в гостях.
Реакция Бирдена была однозначной — в ЦРУ ничего не знали о тех встречах в Тбилиси и Москве. Почему Гербер о них не доложил, хотя обязан был это сделать?..
В восьмидесятые наша группа и созданное на ее базе первое отделение первого отдела ВГУ КГБ СССР почти ежегодно пополнялось новыми сотрудниками, выпускниками Высшей Краснознаменной школы КГБ СССР.
Я считаю своим долгом назвать всех тех, кто, жертвуя порой личным временем и интересами, загорелись идеей переиграть американцев на контрразведывательном фронте — и сделали это. Перечислить тех, кому я благодарен за профессиональную помощь и поддержку.
В первом отделении в различное время моими заместителями были Владимир Беликов, Юрий Колесников, Юрий Бедняков и Александр Филиппов — к моему громадному сожалению, все они уже ушли из жизни. Они были самобытными личностями и большими профессионалами.
Владимир Александрович Беликов в порядке усиления был переведен в наше первое отделение из другого подразделения первого отдела, занимавшегося военными дипломатами (работал по РУМО).
Его отличали офицерская выправка и любовь к военной форме, он подчеркнуто (в отличие от многих других) ощущал себя человеком военным и вел себя как достойный офицер Советской армии.
Беликов был педантичен до мелочей, существовал по принципу «закон и порядок», он был для Владимира Александровича определяющим. Его исполнительность и пунктуальность заслуживали всяческого уважения.
Владимир Александрович славился требовательностью прежде всего к самому себе и потому имел полное право быть требовательным к подчиненным, что в коллективе воспринималось с должным пониманием.
Он никогда ни с кем не конфликтовал и добивался безусловного выполнения сотрудниками отделения их служебных обязанностей; был прекрасным разработчиком разведчиков ЦРУ и борцом с агентурной деятельностью американской разведки. А еще он запомнился многим как отчаянный борец с курением в служебных кабинетах.
Его главной отличительной чертой была склонность к агентурной работе, умение устанавливать и развивать оперативные контакты с людьми — этими ценнейшими качествами оперработника он щедро делился с молодым пополнением нашего отделения.
С Юрием Ивановичем Колесниковым мы шли по жизни вместе с весны 1968 года.
Познакомились на подготовительных курсах, организованных для абитуриентов Высшей школы КГБ, а затем жили в одной палатке в Голицыно в экзаменационный период, и оба успешно сдали вступительные экзамены.
1 августа 1968 года нас зачислили в первую группу первого курса второго факультета ВКШ КГБ СССР, и к тому же мы попали в одну языковую английскую подгруппу — с 1 августа началась наша многолетняя совместная служба в КГБ СССР.
Меня в ВКШ назначили командиром первой группы, а Колесников стал в группе секретчиком, в обязанности которого все пять лет обучения входило ежедневное получение в библиотеке секретной литературы для занятий в аудиториях. Юрий раздавал ее всем слушателям группы, а после собирал и сдавал обратно в библиотеку.
Все пять лет Юрий вместе с помощником таскал по этажам здания тяжеленный чемодан с этой самой литературой, но никогда не роптал, а лишь годы спустя неоднократно и в шутку, и всерьез напоминал мне о несправедливости, выпавшей на его долю, — быть секретчиком.
По окончании ВКШ КГБ СССР мы оба получили направление в контрразведку и оба стали сотрудниками первого отдела В ГУ, но на участок по разработке посольской резидентуры ЦРУ Юрий Иванович попал не сразу, и мне стоило определенных усилий уговорить его перейти в нашу группу с очень для него интересного участка работы.
Что и говорить, мы с ним были не только сокурсниками, но и единомышленниками со схожими взглядами на агентурную разведку ЦРУ, на контрразведывательную деятельность.
Помимо решения профильных задач, Юрий Иванович возглавил два уникальных направления работы по американской линии.
Во-первых, осмыслил и свел воедино множество разрозненной информации (в том числе и документальной) и выработал уникальную систему достоверного и безошибочного выявления сотрудников ЦРУ, направлявшихся в командировку в Москву под глубокими прикрытиями.