«Опять ты должен заступаться! — возмутилась жена после ухода Матвеевны. — Что они все к тебе бегут!». «Не волнуйся, в этот раз не буду! Я могу за еврея заступиться, но только не за того, кто им не хочет быть, скрывает своё еврейство и ещё больше из-за этого вляпывается!». — «Но эта сволочь Пусбас, не успели её повысить, как она тут же нагадила! Ты её точно вычислил, но не вовремя, сделал ошибку — спас её от её естественного врага — Дегенрата: спас бегемота от крокодила! — моим языком, но, немного спутав животную принадлежность медработников, справедливо высказала свою критику в мой адрес жена, добавив: — Завтра у нас три дня отпуска, что будем делать, поедем к детям?». — «Нет, будем спать».
В 10 часов утра разбудил звонок, беспокоила Матвеевна: «Всё, конец! Вы ещё ничего не знаете?! Шеф выгнал Кокиш! Она только что собрала свои вещи и со слезами покинула клинику! Шеф злой, как собака!». Мы с женой переглянулись! «Ладно, приду, разберусь», — пообещал я Матвеевне. «Ну, ты молодец, и здесь оказался прав!» — смеялась жена. «Кокиш, конечно, дерьмо, но момент неудачный — нельзя, чтобы Пусбас захватила власть! — понял я. — А это теперь возможно! Я думаю, теперь Шнауцер выгонит и Клизман как подружку Кокиш, и у Пусбас открыт “Путь к Олимпу”! Шнауцер может её сделать главным врачом! А Кокиш, видать, всё-таки вляпалась, попалась! Давай-ка ей позвоним домой».
«Спасибо, что позвонили, я хотела сама вам позвонить, но неудобно было беспокоить». — «Что случилось?». — «Петер, меня застукал с джоггером! Я вас не послушала и пригласила джоггера к себе! Уже было поздно — 11 вечера, как эта сволочь завалилась и застукала нас, вернее, меня, а джоггер успел в туалет заскочить! Петер, успел заметить, что кто-то прошмыгнул в туалет и закрылся там! Он спросил у меня: — Кто там?! А джоггер ему из туалета: “Besetzt” (занято) промямлил. Посмотрели бы вы на Шнауцера, на его глаза! Я думала, он убьёт меня и джоггера вытащит из туалета! Но он ушёл, хлопнув дверьми, а сегодня утром меня выгнал из моего кабинета: — Пошла вон! — сказал и вдобавок некрасивым словом обозвал! — Условия увольнения, — сказал, — потом уладим, а пока пошла вон! — И что теперь мне делать?!». — «Ждать пока шеф сам не объявится!». — «А он объявится?!». — «Конечно!». — «Почему?». — «Потому что он — ревнивый дурак и будет стараться изо всех сил вас вернуть, но потом будет вас “немножко вешать”!». — «Вот мерзкая, злая сволочь, вечно припрётся, когда не надо! Спасибо вам, вы меня, доктор, всегда успокаиваете. А деньги, как думаете, заплатит?». — «За что?». — «Так он ведь меня письменно еще не уволил, только на словах и никакого письменного сообщения не отправил!». — «Значит, придётся заплатить! Я ведь сказал, что он ещё объявится, пока он отреагировал, а потом будет разбираться!». — «С кем?». — «С вами». — «А с джоггером?». — «Нет, он не боец, иначе сразу бы джоггера “очень удобно” в унитазе утопил!». «А что мне с джоггером теперь делать?». — «Теперь крепко уцепитесь за него и не дайте убежать! Он единственная поддержка у вас и, кроме того, стимулятор для Шнауцера!». — «Какой стимулятор?». — «Не половой, конечно, но для возбуждения ревности годится! Шнауцер теперь будет стараться вас отбить у джоггера — вернуть! До сих пор джоггер был помощником у Шнауцера, а теперь — наоборот, Шнауцер запасной игрок и будет помогать джоггеру». — «Почему?». — «Ну, джоггер — он теперь, как в футболе — основной игрок, забивает в ворота, а запасной игрок — Шнауцер сидит на скамье и ждет своей очереди! При умелом вашем поведении можно даже кое-что и наварить на этом!». — «А как себя вести? Я буду теперь с вами постоянно, доктор, советоваться! А что делать, если шеф придёт?». «Джоггера сразу в туалет! А сама с Петером на улицу, и гулять, гулять, гулять….! И там — на улице, договариваться о содержании, увольнении и т. д. Но лучше джоггера не подпускать, пока со Шнауцером не разберётесь, проблему с деньгами не решите! Скажите ему, что любите его превыше всего, как фюрер Германию! А с джоггером у вас только платонические отношения!». — «Я, действительно, шефа люблю превыше всего, доктор!». — «Ну вот, я же так и сказал! А раз любите, то он тоже должен вас любить, ценить вашу любовь! Пусть один год платит зарплату, а вы за это время найдёте себе работу! И джоггер пусть тоже платит!». — «Вы такой юморист, доктор, но советы даёте хорошие! Шефа я действительно люблю, даже очень, но джоггер тоже милый человек и думаю, что он меня тоже любит! Спасибо, доктор, вы единственный, кто мне позвонил! Все неблагодарные, а я им ведь столько помогала! Буду вам теперь звонить! Надо как-нибудь увидеться, приду к вам, при случае, в гости! Чу, чу, чу!» — вместо: чус, чус, чус (пока, пока, пока) произнесла Кокиш, что означает расположение к собеседнику.
«Вот этого ещё не хватало! — возмутилась жена. — В гости захотела проститутка!». «Конечно, не допустим, — согласился я. — У нас же есть автоответчик в телефоне, не поднимем трубку!». «Как, думаешь, поведёт себя Шнауцер?» — поинтересовалась жена. — «С Кокиш? Я ей уже объяснил». «Да при чём здесь эта проститутка! — вновь возмутилась жена. — С тобой, как он себя поведет?». — «Возможны два варианта: или тоже вытеснит, но постепенно, не сразу, чтобы я не перешёл на сторону Кокиш и, кроме того, чтобы клинику сохранить, не разрушить, и Кокиш показать, что за ней никто не ушёл! Второй вариант: “превратится” в Кокиш, т. е. будет со мной, как она советоваться». «Не думаю», — усомнилась жена. — «Я тоже так думаю, как ты “не думаешь”, но ему доложили, я уверен, что Кокиш к нам в кабинет приходила, и она ему говорила, что советуется со мной по вопросам ведения клиники! Может, и он захочет и одновременно секреты выведать! Увидим это завтра или послезавтра!».
Первой встретила нас в клинике Матвеевна: «Ну, как вам это нравится! Как у нас люди вылетают! И что он себе думает! Такого человека выгнать! Она же душа клиники! К кому теперь мне обращаться, сама не знаю! Эти две: Пусбас и Клизман на меня сообща окрысились: мои письма не подписывают, заставляют переписывать все — просто издеваются!».
«Аааа, доктор! Хорошо, что у вас отпуск уже кончился! Или, что у вас там было? Зайдите ко мне на пять минут! — пригласил мрачный Шнауцер, выйдя из бывшего кабинета Кокиш. — Вот так, доктор! Такие дела! Уже знаете?». — «Да, у нас быстро разносится!». — «А, доктор, скажите, ну как она могла так поступить!». — «Как поступить? Я знаю только, что фрау Кокиш у нас больше не работает! — назвал я Силку по фамилии, чтобы не подчёркивать свою т. н. дружбу с ней, что сейчас было бы неуместно. — Но, что произошло, не знаю!». — «Ах, не знаете! Я сейчас объясню! Кстати, доктор, давайте друг к другу на “ты” обращаться! Мы давно знаем друг друга, и мне не с кем больше посоветоваться! Я знаю, что и Кокиш с вами советовалась!». — «Да, фрау Кокиш, часто советовалась по вопросам ведения клиники». — «На “ты” будем обращаться, когда одни или при всех?» — на всякий случай, уточнил я. «Нет, нет, всегда и при всех! Меня звать Петер, как вашего царя!» — захотел Шнауцер Россией править. «По-русски Петя», — опустил я Петера на землю. «Ja, Ja — Петьия, — кисло по-немецки оскалился Шнауцер, — можно и Петьия! Так вот, Алекс! — обратился ко мне, наконец, по-свойски “Петьия”. — Кокиш меня второй раз обманула!». «В пятый!» — пронеслось у меня в голове. — «Я её застукал с другим, и этот серун спрятался в туалете! Полные штаны наложил засранец, а то я бы его убил! Но зачем мне из-за Силке сражаться! Я её вышвырнул и мне, честно, стало как-то легче», — почти плача произнёс “Петьия”. — Как думаешь, Алекс, — обратился ко мне Петя, — правильно я сделал?». «Так поступил бы любой настоящий мужчина!» — заверил я Петю. — «И я так думаю! Знаешь Алекс, я сейчас здесь наведу железный порядок! Вышвырну, в первую очередь, эту вонючую Клизман! О! Как я её ненавижу, эту старую бездельницу! Как думаешь, правильно сделаю?». — «Очень правильно, давно её гнать поганой метлой надо!». — «А как тебе нравится Пусбас? По-моему, она то, что надо! Сделаю её главным врачом вместо Клизман, а? К тому же её Кокиш не любила, а мне она говорила, что и ты её не любишь!». — «Дело не в любви, Петя! Пусбас врач общего профиля и к психотерапии не имеет прямого отношения, и мы ещё не знаем её качества, как руководителя, чтобы её сразу главным врачом сделать!» — попытался я затормозить пыл Пети. — «Так узнаем! Если что — выгоню!». — «Давай, Петя, пусть лучше она будет пока исполняющей обязанности главного врача! Если справится — хорошо, а если нет, тогда легче будет её вышвырнуть! Кроме того, в должности претендентки, будет больше стараться! А настоящего главного врача советую, Петя, искать!». — «Молодец, Алекс, ты умный человек! — согласился Петя. — Зачем нам одни бабы нужны! Я лучше хорошего мужчину найду!». — «Правильно! — обрадовался я. — Кроме того, не забывай, Петя, что Пусбас подружка Клизман и всё будет ей докладывать, и советоваться! И выгнав Клизман, ты как бы оставишь её дух в клинике!». — «Вот, умница! Об этом я и не подумал! Но она мне, чем-то всё-таки нравится — эта Пусбас!». — «Ну, так и имей её как женщину, но не как главного врача! Зачем смешивать “мух с котлетами”, как говорит русский президент». — «Точно, правильно! Но, знаешь, мне женщина как-то и не нужна, вот мне и с тобой говорить приятнее даже, чем с Кокиш». «Ну, ни хера себе!» — ошалел я, но по виду Пети понял, что мне ничего не угрожает! Он имел в виду, видать, чисто мужскую — платоническую дружбу.