«В России говорят: “Хочешь узнать, кто я? Посмотри на моего товарища!”» — «подтвердил» я мнение Кокиш о «хорошей» подруге Пусбас. — «Так мы же её знаем, она очень хорошо себя проявила! Ну ладно, может сегодня ещё забегу к вам к вечеру!».
В 12 часов все собрались на конференцию, все кроме Клизман и обещанной её заместительницы! Через 10 минут появились и они! Пусбас как подменили, из недобитой Дегенратом безграмотной недоучки она превратилась в «грамотного специалиста» — гадкая утка превратилась в важную безобразную гусыню! «Познакомьтесь: наша старо-новая Oberarztin — мой заместитель фрау Пусбас!» — объявила Клизман. Пусбас при этом уже не как гусыня, а как старая индюшка важно надулась! «Вот, что значит: «Зробы з Ивана пана (сделай из Ивана господина)! — как говорят хохлы, — подумал я. — А я, дурак, её зарезать Дегенрату не дал!». — «Мы с ней вместе работали и дальше будем работать. А, Гудрун, я права?» — задала риторический вопрос ей Клизман. «Да, конечно», — согласилась коренастая мужиковатая Гудрун, глянув на помятую, пережёванную, выпущенную не известно откуда в белом платье «саване» Ивону, как мне показалось презрительно и без особой благодарности. «Воздвигла на пьедестал свою могильщицу? Ещё и Шнауцер того и гляди влюбится назло Кокиш! В любом случае, будет любить больше, чем Клизман», — пронеслось у меня в голове.
«Какая противная! — прибежала к нам взволнованная Лариса Матвеевна после конференции. — И, по-моему, большая антисемитка!». «Да, хотя ростом и меньше Клизман, но толще и антисемитка не меньше!» — уточнил я. «Пусть только попробует! — отважно заверила Лариса Матвеевна. — Я, вообще, ничего не пойму! Здесь одни шизофреники лежат, а они с ними ещё и разговаривают!». «Здесь нет никого с психозами, а только с неврозами», — осторожно поправил я Ларису Матвеевну. — «Я два года работала психиатром в Туркестане и у нас таких не видела! Не забудьте, завтра шеф всех собирает к себе с Рождеством поздравить!». — «А раввин тоже будет?». — «Да нет, это же Рождество!».
«Они её выпрут, — подвела черту жена после ухода Ларисы Матвеевны, — она ещё, нахалка, тебя не слушает! Спросила бы, что такое психиатрия, психотерапия и какие книги почитать! Как ты тому горскому еврею написал и рассказал, какие существуют теории психического развития личности, какие здесь вкусы по глубинно-психологической психотерапии! А он тебе: “Это всё ерунда! Вот у меня книга психотерапевта Карвасарского, в 1980 году в Советском Союзе издана, здесь всё написано!” И вскоре пришёл у нас коробку от игл просить — вещи упаковывать, когда погнали!». «Да, жалко было “горскую птичку”, — согласился я, — не туда залетела, не использовала шанс!». «Тебе никто не помогал ни устроиться, ни работать», — вспомнила жена. «Почему же? Помогли — “хохляцко-еврейская” пара, не взять меня на бесплатную практику», — вспомнил и я.
«Вот и Кокиш привалила!» — объявила жена, увидев Силку через окно. «Ну что, объявила Клизман о новой должности Пусбас? Как сотрудники отнеслись?» — поинтересовалась Кокиш. — «Восторга не видел!». — «Серьёзно?! Что не обрадовались?!». — «Нет, а Шнауцер может её даже против вас использовать — изобразить влюбленность! Вы рискуете! Я бы её не повысил в должности! Зачем нужны две “Клизман”? Первая, хотя бы нелюбимая уродка! А эта вполне может во вкусе Шнауцера оказаться, с учетом его престарелого возраста, а главное вам насолить! Если бы со мной посоветовались, сказал бы: “Нет!”». «У неё нет никаких шансов с шефом! — заверила Кокиш. — Во-первых, она не имеет докторского титула и старая». — «А ему для постели необязательно и даже вредно! Вы тоже не имеете титулов и, тем не менее…! В любом случае, шеф может играть на вашей ревности, а эта очень даже непростая: она злобная, интриганка, притворная и всё делает из-за спины, при этом изображая приветливость на лице!». — «Ну, если что, поможете мне её выгнать! Во-вторых, доктор, у меня есть про запас джоггер. — «Если Шнауцер вас поймает, то имея “старо-новую” Пусбас, легче вас вышвырнет, а не имея замены, мог бы и стерпеть, и побегать за вами! — объяснил я Кокиш старческую психосексуальную ориентацию Шнауцера. — Клизман, возможно, не себе замену приобрела, а о вас “позаботилась”»! — «Вот дура, эта Ивона!». — «Не только дура, она еще и подлая!». — «А я её тоже выгоню, если надо будет!». — «Не выгоните». — «Почему?». — «Она вас устраивает, она несчастная, и её “мальчики” не любят». — «Какие мальчики?». — «Ну Петер, например, а эту Гудрун Пусбас остерегайтесь!». — «Спасибо, доктор, приходите завтра к шефу! Будет всех поздравлять с Рождеством!». — «А раввин там будет?». — «Нет, это же Рождество». — «А, жаль!».
«Что пристаёшь к дуракам! — возмутилась жена. — Они же шуток не понимают!». — «Хороши были бы мои дела, если б шутил ради них! Это у меня автоматически срабатывает».
Действительно, у Шнауцера состоялось действо! Все тут были: и уборщицы, и главные лица, и секретарши, и прокуры, и игристое вино, и пирожные, и лёгкая закуска, Imbiss, по-немецки, по-русски звучало бы перекусить, а по «шнауцерски» — «дать по зубам»! Матвеевна расположилась впереди Гуд-рун, или, вернее, Гудрун пристроилась за ней! Силке впереди всех — рядом с Петером, Ивона за Силкой и мы с женой недалеко! Все, как в известной сказке: дедка за репку, бабка за дедку….
«Конечно, у нас нет водки для русских!» — швырнул первую шутку в мою сторону Шнауцер. «Ничего, допью дома», — как всегда, сыграл я с ним в «пинг-понг». «Мы хорошо проработали, — в своем стиле “а-ля Брежнев” продолжил Петер, — все получат премию! Но в разном размере!» — подчеркнул он. В это время Матвеевна отчего-то дёрнулась и отскочила от Пусбас. «Да, у нас старо-новая сотрудница! — как можно радостнее объявил Шнауцер. — Нет, не Кокиш, — притворно поморщился он, указав на Силке, — а Гудрун Пусбас — Oberarztin! Я рад такой старо-новой сотруднице! Чего спрятались и стоите около двери?! Всегда держитесь поближе к шефу!». Гудрун тут же, как бывшая девочка-бройлер, задвигала, чем могла, и с игривостью носорога подбежала к Пете, оказавшись наравне с Силкой! Петя, полупокровительски, полу-эротически, не сумев от слабости прижать к себе «бегемота», сам прислонился к нему, перекосив, таким образом, лицо Силки и порадовал одновременно Ивону Клизман.
«Ты была сегодня настоящей принцесхен (маленькой принцессой)!» — нарочито громко, чтобы Кокиш услышала, произнесла Клизман в коридоре после сходки у Шнауцера. «Ты, как в воду глядел, точно предвидел!» — похвалила меня жена.
«Представляете, что эта сволочь — Пусбас себе позволила! — ворвалась Матвеевна к нам. — Она подкралась сзади и в спину мне сказала: — А почему вы здесь?! Вы же еврейка, а это христианский праздник! — А я ей: — Нет, нет, я не еврейка! — Ну, я же вижу! — мне эта сволочь ответила. — Расскажу шефу, что это за сволочь!». — «Если вы думаете, что шефа это очень расстроит или возмутит — ошибаетесь! Всё равно, что лису попросить: кур рассудить! Какого немца волнует антисемитизм! А вот вы совершили ошибку!». — «Какую?!». — «Вам следовало не отказываться от своего еврейства, а громко озвучить, что Пусбас вам сказала! Например, следовало так сказать: — Слышите, что мне только что наша коллега заявила: “Почему вы здесь?! Что евреи здесь делают на христианском празднике?! Здесь вход только для немцев!” — По крайней мере, шеф должен был бы как-то возмутиться и остальные как-то отреагировать, а Пусбас обделалась бы!». «Да, не подумала», — согласилась Матвеевна.