Айя обхватила плечи руками, будто так могла спрятать от глаз
Фрица свою мокрую, грязную интернатскую форму.
— Да, — тихо проговорила она, — не то слово.
— Между прочим, так ты выглядишь еще загадочнее, чем в
облачении «бомбилы реноме».
Айя стояла, отчаянно пытаясь придумать, что сказать, но она так
продрогла, что у нее и мозг словно заледенел. К тому же взгляд прекрасных глаз
Фрица сковывал ее по рукам и ногам. Собственный нос стал казаться ей просто
огромным.
— Я... я проводила:., подводную спасательную операцию, —
выдавила наконец Айя.
— Подводную да еще и подземную? — Фриц кивнул. Тогда
понятно, почему ты промокла. И все-таки я по прежнему озадачен.
Айю снова зазнобило. Она почувствовала, что краснеет.
— Я тоже озадачена, — поежилась она, — ведь я не называла тебе
свою фамилию. Как же ты меня нашел?
Фриц улыбнулся.
— История довольно забавная, — сказал он — Но мне нижется,
для начала тебе следует кое-что сменить.
— Сменить? — Айя невольно скосила глаза к носу.
— В смысле переодеться в сухое. Ты вся дрожишь. Может быть,
тебе стоит принять лекарство?
Моггл мигнул фарами.
Фриц остался в парке, а Айя поднялась к себе.
Стоя под горячим душем и глядя на грязь и мелкие сучки,
уплывающие в отверстие стока, Айя гадала, как Фриц мог ее разыскать. Ей было
ужасно стыдно. Он выяснил ее фамилию, а стало быть, теперь знал, что она
уродка, тайком проникающая на светские вечеринки.
С ним что-то было не так, но что? Неужели его мозг
повредился из-за Операции Честности? Рейтинг его лица неуклонно шел на подъем
показатель составлял уже менее трех тысяч, а Айя при этом была почти
невидимкой!
Вымывшись и постояв под теплым воздухом сушилки, Айя подошла
к панели выдачи одежды. Она могла получить только интернатскую форму. Даже на
одноразовую одежду баллов у нее не хватало. Да-да, конечно, Фриц уже видел ее
перепачканной с ног до головы, так что чистая форменная одежда вряд ли будет
выглядеть хуже.
Айя быстро оделась и повернулась к двери. Моггл загородил ей
дорогу и снова мигнул фарами.
— Ой, точно, — спохватилась Айя и обратилась к своей «умной»
комнате — Лекарство, пожалуйста. Я ныряла под воду, меня знобит, и у меня жар.
На одной из стен загорелась панель, к которой следовало
приложить ладонь. Эта панель измеряла температуру тела и брала пробу пота на
анализ. Айя выполнила процедуру, и вскоре из краника в стене в ее любимую
чайную чашку вылилось что-то оранжевое и мутное. Глотая кислую гадость, Айя
обвела взглядом комнату. Стандартная мебель, безликая одежда, теснота...
На счастье, лекарство не стоило ни одного балла. При этом в
нем явно содержались наноустройства: когда Айя спустилась вниз, головокружение
пропало без следа.
— Найти тебя было просто, — сказал Фриц. — В конце концов,
имя твое я знал.
— Но в городе, наверное, тысяча девушек по имени Айя —
нахмурилась она.
— Если точнее — тысяча двести, — поправил ее Фриц с усмешкой.
В этот момент еще один воин в роботизированных доспехах
повалился на землю и задергался в «предсмертных судорогах». Бой набирал
обороты. Футбольное поле уже было усеяно «погибшими». Моггл сновал по его
периметру и практиковался, снимая летящие в воздухе резиновые пули. Похоже, он
полностью оправился после пребывания в ледяной воде.
О себе Айя такого сказать не могла. Сидя рядом с Фрицем в
расцвеченной солнечными пятнышками тени под деревом, она все еще ощущала легкий
озноб. Казалось, лекарство преображает ее болезненную дрожь в амбиционное волнение.
На счастье, Фриц не сводил глаз с поля боя.
— Однако я знал, что ты была на вечеринке с компанией «бомбил
реноме», — продолжал свой рассказ Фриц — И проверил рейтинги лиц за ту ночь.
Некто по имени Йосио Нара неведомым образом превратился в Йосио-сэнсэя.
Айи вздрогнула. При звуке имени Йосио у нее в мозгу словно сработала
сигнализация.
— Но каким образом ты ухитрился связать его со мной?
— Я прокрутил ссылки и поискал имя Айя.
— Ты можешь такое проделывать? А я считала, что разговоры — это
из области частной жизни! Правда, это был даже не разговор... Я просто вместе с
остальными целый час скандировала его имя. Но все-таки!
— Нет-нет, ты права. Городской интерфейс, конечно, ни за что
не покажет того, что именно ты говорила, — заверил Фриц — Но наш город не
обеспечивает полной тайны частной жизни. Интерфейс специально разработан для
публичности, для слежки за связями между людьми, за их спорами и так далее.
Каждому позволено прослеживать мелькание любого лица вплоть до первоисточника —
в особенности если мельканий много. А ты была единственной Айей, повторившей
имя Йосио Нары три тысячи раз за ту ночь.
— Ох! Не называй больше это имя, — с тоской проговорила Айя
и вздохнула. — Да. Я о таком не знала. Мой брат изучает ссылки и перепосты
часами, но мои сюжеты так редко вызывают обратную связь, что их трудно
заметить.
— Твой брат знаменит?
Айя кивнула и грустно ответила:
— Очень. Наверное, именно поэтому он такой сноб. Он считает
мои сюжеты тупыми.
— Это не так. История насчет подземных граффитчиков была
прекрасна.
— О-о... Хм... Спасибо.
Айя почувствовала, что краснеет. Она была потрясена тем, что
Фриц и в самом деле просмотрел ее канал.
— Но это просто детские глупости. Сейчас я работаю над более
серьезным сюжетом. Смогу прославиться! Насчет одной тайной группировки. Они...
Фриц предостерегающе поднял руку.
— Если это тайна, то лучше мне не говори. Я не большой
умелец хранить тайны.
— Я знаю. Из-за твоей...
Айя чуть было не показала на голову Фрица. Это было странно.
До сих пор из тех, кому делали операции на головном мозге, Айя была знакома
только с так называемыми пустоголовыми красавцами и красотками, но Фриц совсем
не казался ей пустоголовым.
— А какое отношение честность имеет к хранению тайн? —
спросила она.
— Абсолютная честность избавляет человека от любых обманов, —
произнес Фриц таким тоном, словно процитировал кодекс. Наверное, он эту фразу
произносил уже миллион раз. — Я не способен лгать, не способен искажать правду,
не способен делать вид, будто мне что-то неизвестно, если я об этом знаю. Меня
даже нельзя приглашать на вечеринки с сюрпризами, иначе я все сюрпризы выдам.
Айе стало ужасно смешно.
— Но ведь тогда... все становится не таким удивительным?
— Ты сильно удивишься тому, насколько часто все становится
куда более удивительным.