Литературный мастер-класс - читать онлайн книгу. Автор: Юрген Вольф cтр.№ 43

Влияние, которое сто лет кинематографа оказали на литературную практику, оказалось очень значительным. Как заметил не один критик, современные романисты редко уделяют экспозиции столько же внимания, сколько писатели XIX века. Первая глава «Красного и черного» Стендаля (1830) полностью посвящена неспешному описанию провинциального французского городка, его топографии, основе экономики региона, личности его мэра, особняку мэра, садам с террасами при особняке и тому подобному, а, например, «Святилище» Уильяма Фолкнера (1931) начинается так: «Притаясь за кустами у родника, Лупоглазый наблюдал, как человек пьет». …В романе XX века минимизируется информация о фоне событий, биографиях персонажей и тому подобном. Писатель предпочитает предоставлять все необходимые сведения по ходу действия, в потоке повествования, как это делается в кино.

Я опускаю множество деталей. Если вы что-то мне рассказываете и при этом понимаете, что оба мы в этом хорошо разбираемся, то вы не будете постоянно повторять одни и те же детали, как это бывает в научно-популярной литературе и даже во многих романах… В моих книгах обычно этого нет, что позволяет сюжетам развиваться гораздо быстрее.

От советов к делу!

Как видите, выразительность имеет отношение не к длине предложения или всей книги, а к способности определять и включать в повествование только самое важное – описание, действие или диалоги.

К ДЕЛУ. Сначала проверьте, достаточно ли поздно вы вступаете в повествование. Поэкспериментируйте: что будет, если вы начнете свой рассказ позже? Что вы потеряете и что приобретете?

Закончив черновой вариант, оцените каждое предложение с точки зрения его функции: например, раскрывается ли в нем характер героя, двигает ли оно сюжет или вводит его новое ответвление. Спросите себя:

• Каким целям служит это предложение?

• Необходимо ли оно?

• Вызывает ли оно требуемый эмоциональный отклик у читателя?

• Есть ли возможность объединить два и более предложений в одном? Например, если реплика персонажа ясно показывает, что он сердится, нужно ли его еще раз описывать таким?

Не пишите «это было восхитительно», но заставьте нас самих сказать «восхитительно» после чтения отрывка. Дело в том, что все эти слова (ужасающий, прекрасный, омерзительный, изысканный) говорят читателю только одно: «Сделайте мою работу за меня!»

КЛАЙВ СТЕЙПЛС ЛЬЮИС (1898–1963)

Льюис больше всего известен «Хрониками Нарнии», «Письмами Баламута» и «Космической трилогией». Он был близким другом Толкиена, вместе с которым преподавал в Оксфордском университете. Хотя его знают как христианского автора, в молодости он был атеистом и оккультистом.

Не говорите: «Старушка закричала». Выведите ее на сцену и заставьте кричать.

…у тебя получится лунная ночь, если ты напишешь, что на мельничной плотине яркой звездочкой мелькало стеклышко от разбитой бутылки…

Имеется журналистский трюк, который часто используют и в литературе. Если вы скажете, что в небе летают слоны, вам не поверят. Но если вы скажете, что в небе летают четыреста двадцать пять слонов, – вам, вероятно, поверят. Роман «Сто лет одиночества» переполнен подобными приемами.

В сфере психики тоже частности. Храни бог от общих мест. Лучше всего избегать описывать душевное состояние героев; нужно стараться, чтобы оно было понятно из действий героев… Не нужно гоняться за изобилием действующих лиц. Центром тяжести должны быть двое: он и она…

Семейство, насчитывающее десятерых детей, обычно считается прекрасным семейством с вполне достаточным числом рук, ног и голов. Увы, Морланды не могли претендовать на этот эпитет во всех его смыслах, ибо отнюдь не отличались внешней привлекательностью. На протяжении многих лет Кэтрин оставалась такой же дурнушкой, как и все ее родичи. Тощая, несуразная фигура, вялый цвет лица, темные прямые волосы – вот как она выглядела со стороны. Ничуть не больше годился для героини романа ее характер. Ей всегда нравились мальчишеские игры – крикет она предпочитала не только куклам, но даже таким возвышенным развлечениям поры детства, как воспитание мышки, кормление канарейки или поливка цветочной клумбы.

[Отметьте перечисление конкретных действий, отражающих интересы типичной чувствительной деревенской барышни и при этом не играющих никакой роли в жизни описываемой девушки.] Работа в саду была ей не по вкусу, а если иногда она собирала букеты, то делала это как будто назло – так, по крайней мере, можно было заключить, судя по тому, что она обрывала именно те цветы, которые ей запрещалось трогать. Таковы были ее наклонности. И столь же мало сулили в будущем ее способности. [В этом отрывке легко заметить большую дозу сарказма.] Ей никогда не удавалось что-то понять или выучить прежде, чем ей это объяснят, – а иной раз и после того, ибо частенько она бывала невнимательной, а порою даже туповатой. Целых три месяца потребовалось ее матери, чтобы вдолбить ей в голову «Жалобу нищего». И все же младшая сестра Салли декламировала это стихотворение гораздо выразительнее. Не то чтобы Кэтрин была безнадежной тупицей – вовсе нет. Басню про «Зайца и его дружков» она вызубрила так же легко, как и любая английская девчонка. Матери хотелось научить ее музыке. И Кэтрин полагала, что заниматься музыкой необыкновенно приятно – она ведь так любила барабанить по клавишам разбитых клавикордов. Занятия начались, когда девочке исполнилось восемь лет. Она проучилась год, и ей стало невмоготу. Миссис Морланд, считая неразумным принуждать детей к делу, к которому у них не было способностей или не лежала душа, оставила дочку в покое. День, в который Кэтрин рассталась с учителем музыки, был счастливейшим в ее жизни. Ее способности к рисованию раскрылись в той же степени, хотя, если ей удавалось раздобыть у матери обертку письма или какой-нибудь другой клочок бумаги, она использовала их самым основательным образом, изображая мало отличающиеся друг от друга домики, кустики и петушков или курочек. Писать и считать учил ее отец, а говорить по-французски – мать. Успехи ее были далеко не блестящими, и она отлынивала от занятий как только могла. [Писательница с невероятным изяществом уничтожает свою героиню, словно бы колет дрова скальпелем.] Но что это был за странный, необъяснимый характер! При всех признаках испорченности к десяти годам от роду она все же оставалась доброй и отзывчивой, редко упрямилась, почти никогда ни с кем не ссорилась и была хороша с малышами, если не считать редких вспышек тиранства. Она была шумной и озорной девочкой, терпеть не могла чистоту и порядок и больше всего на свете любила скатываться по зеленому склону холма позади дома.

Страница