Последним лежал листок, на котором неровным почерком Буссе было написано:
«София Бауман, потенциальный риск для безопасности. Необходимо полное расследование».
Ее первым порывом было пойти прямиком в комнату Буссе и разбудить его.
Поднимаясь по лестнице в палату, София ощущала такую злость, что весь ее живот, казалось, превратился в горящий шар. Затем в голове возник голос, проговаривающий диалог, который она поведет с Буссе. Назидательный тон, который поставит его на место. Длинные предложения и тирады. Когда София пыталась отключить голос и мыслить разумно, он все равно возвращался.
Где-то за злобными мыслями зазвенел предупредительный звоночек.
Успокойся, образумься…
Она села на ступеньку и стала глубоко дышать. Заставила рассудок следовать дыханию. Сидела долго, пока гнев не улегся. В виде исключения она не будет предпринимать поспешных шагов. Она ведь рылась в бумагах и без разрешения пользовалась мобильным телефоном. К тому же отчасти правда, что Эллис представляет некую отдаленную угрозу…
Войдя в палату, София села в темноте на кровать – по-прежнему возмущенная, но с решимостью поспать, поскольку утро вечера мудренее.
Однако толком поспать ей не удалось. Этой ночью начался ад, который продолжится еще несколько дней. А потом тоненькая папка и вовсе исчезнет из ее головы. На горизонте появятся более крупные, более темные тучи…
* * *
Я опускаюсь вниз.
Вода темная и холодная. Открыв глаза, я вижу у себя над головой ее поверхность, отливающую темно-зеленым цветом.
На мгновение все застыло. Я не знаю, что мне делать.
Утонуть?
Всплыть на поверхность?
Помочь ему тушить пожар? Но я знаю, что лежит в сарае. Как это будет выглядеть?
Тут мне в голову приходит странная мысль. Воспоминание о фильме. Узники, сбежавшие из тюрьмы на острове Алькатрас. Тела, которые никогда не нашли.
И я тотчас понимаю, что надо делать.
Я плыву под водой как можно дальше – и затем медленно скольжу вверх.
Запрокидываю голову назад, прорываю ртом поверхность воды и делаю жадный вдох.
Наполняю легкие.
Надеюсь, что он меня не видит; что он, заметив пожар, побежал обратно.
Потом я плыву под водой еще дальше, как можно быстрее, пока выдерживают легкие.
Три, четыре, пять раз подплываю к поверхности – и снова опускаюсь.
Один раз, перед тем как набрать воздуха, переворачиваюсь под водой на спину.
Надо мной бесконечный стеклянный купол воды – и звезды. Я ощущаю единение со Вселенной.
В тело начинает возвращаться спокойствие, когда оно скользит вперед; я чувствую, что оно сильное и гибкое.
Теперь я вижу под водой нагромождение камней. Хватаюсь за большой камень и ползу вперед, пока не становится так мелко, что я вспарываю водную поверхность. Заползаю на одну из глыб.
Я уплыл далеко, на несколько сотен метров. Впервые оглядываюсь назад, на Дьяволову скалу. Там никого нет.
Над усадьбой, где бушует пожар, небо красное.
14
К голосам из сна вдруг примешался другой, более сильный голос, резко возвративший ее к действительности. Одна из штор слегка приподнята, поэтому можно различить перед окном силуэт – худенькую фигуру Эльвиры. Снова донесся этот голос, послышался топот бегущих по лестнице ног и звук заводящегося мотоцикла.
– Эльвира, в чем дело?
– За стеной кто-то кричит.
– Что?
София встала с кровати и подошла к окну. Освещение во дворе было включено, и она смогла увидеть Бенни – а может, Стена, – направлявшегося на мотоцикле к будке охранника. Открыла окно и высунула голову, чтобы посмотреть, что происходит, – и тут послышался хорошо знакомый голос, который когда-то кричал у другого окна, в другом месте.
– София! Я знаю, что ты там. София, выходи, черт побери!
Голос принадлежал Эллису, действительно ему. Эллис за стеной усадьбы – это казалось сюрреалистическим сном, и на мгновение София действительно подумала, что спит. Он не мог оказаться здесь; тем не менее она отчетливо слышала его голос, взбешенный от ревности и невнятный, как у озлобленного алкаша.
Мадлен тоже проснулась и села в постели.
– Что происходит?
– Произошло нечто кошмарное, – ответила София. – Мне надо бежать вниз.
Натянув джинсы, туфли и куртку, она выскочила в дверь. Во дворе стоял заспанный Буссе. Крики прекратились, но из-за ворот доносились сердитые голоса. Вероятно, с Эллисом разговаривал ночной охранник.
Буссе мрачно уставился на нее. В нескольких окнах главного здания зажегся свет, кое-где показались любопытствующие лица. Софии хотелось исчезнуть, уничтожить саму себя. Она отступила назад, в дверной проем, где никто не мог ее увидеть.
– Оставайся здесь! – распорядился Буссе. – Я узнаю, что там происходит.
Она осталась на месте, а Буссе пошел к будке охранника. София могла хорошо слышать голоса, поскольку ночь была ясная и безветренная, а Эллис кричал громко. Несший вахту Бенни тоже начал повышать голос.
– Я знаю, что она здесь, и не уйду, пока не увижусь с ней! Вы, черт побери, похитили ее и задурили ей голову!
– У нас нет никого с таким именем. Уходи, мы уже позвонили в полицию.
– Я хочу также встретиться с этим долбаным Освальдом. Вы не можете помешать мне войти!
– Нет, можем. Ее здесь нет. Проваливай!
– Спрячься! Ты что, не понимаешь? Нельзя, чтобы он тебя здесь увидел, – сердито прошептал Софии вернувшийся Буссе.
Ситуация казалась идиотской: Эллис стоял за стеной, а она все равно прошмыгнула в дверь главного здания. Ей хотелось подойти к воротам, крикнуть ему, чтобы он оставил ее в покое. Но тут послышался звук сирен, за стеной показались мигающие синие огни, и она поняла, что прибыла полиция. К Софии подбежал Буссе.
– Значит, это твой бойфренд, – качая головой, сказал он.
– Мой бывший, – пробормотала София. – Ума не приложу, почему он здесь. Это совершенно невероятно.
– Да уж, действительно невероятно… Давай пойдем обратно.
– Куда он делся? – спросила София, когда они поднимались по лестнице.
– Полиция забрала его и утром посадит на паром. Но он наверняка вернется, если мы ничего не предпримем.
Когда они уселись в офисе Буссе, София рассказала все. Как последний семестр в университете, в Лунде, превратился в кошмар, когда она порвала с Эллисом, и как он опозорил ее в Сети. София не стала говорить, что видела его последние посты, сказав, что слышала о них от Вильмы. Когда она закончила, у Буссе сделался крайне серьезный вид.