Список Мадонны - читать онлайн книгу. Автор: Макс Форан cтр.№ 69

Через рукав своей тюремной одежды Мартин ощущал тепло ладони де Лоримьера. Томас осторожно взял икону из его руки и поставил ее на полку рядом с банкой маринованной свеклы, которую принесла Евгения де Лоримьер.

— Не бойся, Мартин. Мы отправимся в лучшее место. Помирись с Богом. Вера перенесет нас обоих через эту долину скорби. Преклоним колени и помолимся.

Они вместе встали на колени. Глаза де Лоримьера были закрыты, губы двигались. Он молил Бога, чтобы тот дал силы ему и заблудшему грешнику, стоявшему рядом с ним. Мартин разговаривал с Мадлен, поскольку больше было не с кем. Бог для него все еще оставался идеей, икона — сплавом олова со свинцом, а сам он тихо плакал, поскольку не хотел умирать.

Рим, 14 июля 1234 года

«Это следует сделать немедленно», — пробурчал про себя пожилой человек.

— Вы что-то сказали, ваше святейшество? — спросил человек в черной рясе, сидевший за небольшим столом.

— Ничего, Витторио, — ответил Уголино. — Просто по-стариковски размышляю. Я о чем-то подумал, хотя не важно…

Отец Витторио Аргуенте принял сказанное, как, впрочем, принимал и все остальное, с безразличием подчиненного и сразу вернулся к тому, что переписывал. Некоторое время Уголино смотрел на склоненную голову своего секретаря. Он достаточно хорошо относился к Витторио и в своем роде уважал его лишенную воображения усидчивость. Но он был не слишком уверен в преданности этого человека. В характере Витторио была покладистость, подобная той, какую можно было видеть у Гонория III, которого он сменил на папском троне семь лет назад. Витторио был секретарем и у Гонория.

Чуть нахмурив брови, Уголино взял со стола девять свидетельств. Большинство очевидцев было известно ему лично. Он, без сомнения, верил тому, что они говорили о земной святости Доминика. Их доказательства были нужны ему как папе Григорию IX, чтобы поддержать папскую буллу, подписанную им накануне и официально объявлявшую этого праведного монаха святым католической церкви. Не обращая внимания на боль в артрических коленях, он подошел к окну и встал, убрав руки за спину. Долго его бледные водянистые глаза всматривались вдаль, пытаясь отыскать за пределами шумного Рима Болонью. Он думал о Доминике, Реджинальде и о том, что он скопировал и держал у себя последние тринадцать лет. Загадка этого не отпускала его мысли… Важность, тайна и значение, переплетенные вместе и нуждавшиеся в ключе.

Пока он стоял там без движения, молодой разум в старческом теле вновь возвратился к рассуждениям, которые всегда приводили его к одному и тому же заключению. И этот день не был исключением, если не считать того, что настало время передать бумагу в другие руки. Имена были несомненно важны. Вряд ли Доминик и Реджинальд были способны к легкомысленным поступкам. Если их записал Реджинальд, а Доминик хранил такое длительное время, то они имели серьезное значение для них обоих. Смущало одно. Несмотря на близкие отношения, Доминик и Реджинальд провели друг с другом очень мало времени. В действительности это было только в Риме, когда Реджинальд болел. Это исключало то, что имена имели отношение к общим знакомым или совместному опыту. Более того, он сам был так же хорошо начитан, как и каждый из них, но имена были полностью ему незнакомы. Уголино всегда возвращался в памяти к единственной общности, существовавшей между Домиником и Реджинальдом.

Явления! Явления одной и той же божественной сущности. Слова могли относиться к этим явлениям. Послание Девы Марии? Но о чем и почему? Это было всего лишь его предположением, и на этом месте Уголино всегда заканчивал свой анализ.

Он понаблюдал за голубями, которые кружили в воздухе, садились на землю, клевали что-то и ссорились друг с другом с такой энергией, что Уголино позавидовал им.

«Странно, — подумал он, — что у существ, созданных по образу и подобию Божьему, так много сомнений».

Его мысли все еще кружились вокруг имен. Тринадцать лет назад он нашел им хорошее укрытие.

Кесарю — кесарево…

Если духовно они были связаны с Реджинальдом, во что он все еще верил, то тогда они появятся снова через какое-то время по благоволению самого Реджинальда, человека, который чувствовал, что его земная работа во имя Господа была слишком мимолетной, чтобы считаться сколько-нибудь значительной.

Но тут же он, Уголино, наместник Бога, обратился мыслью к тем земным возможностям, которые предоставляли имена, перечисленные Реджинальдом. Его собственная копия, сделанная тогда в той келье Родольфом, писавшим стоя на коленях перед ним, была результатом одной из самых любимых фраз Уголино, «на всякий случай». Теперь, по истечению тринадцати лет, неся тяжелый груз папства на своих плечах, он смотрел в лицо реальности. Он понимал, что имена в списке Реджинальда не могли помочь ему в его борьбе с римлянами, как не способны были они и защитить власть самого Папы от умного и честолюбивого императора Священной Римской империи Фридриха II. Враги же, находившиеся в его окружении, только и ждали, подобно стервятникам, чтобы наброситься на него. Уголино не пугала смерть. В начале каждого сезона она ждала, чтобы собрать свой урожай в соответствии с божественным предписанием. Хватило бы ему только времени, чтобы разрешить противоречия с римлянами и, что самое важное, с Фридрихом.

Уголино вынул лист пергамента, лежавший между страницами его личной копии «Исповеди» святого Августина. Он узнал свой почерк. Три строки. По два слова в первой и третьей. Имена. Три имени. Но ведь ему могло просто казаться, что это имена. Во второй строке было всего лишь одно слово. Он перевернул пергамент, думая о том, что ему уготовано в будущем. Хотя существовало три варианта, крепкая вера Уголино и его интуиция подсказывали, что имелся только один — время.

Этот список имен нельзя было предать огню. Если Реджинальд с Домиником не уничтожили его, то и он не может сделать этого. В этом он был уверен. Документ мог оказаться слишком хрупким, чтобы выставлять его на публичный показ как святую реликвию или, что того хуже, позволить ему попасть в частные руки. Уголино также был уверен в том, что прошлое документа не должно было разглашаться. Конечно, имена могли не иметь никакого смысла. Но в той сумятице, которая, по мнению Уголино, должна была случиться в папстве сразу после его смерти, он не хотел подвергать риску любимый им орден. Многие все еще негодовали по поводу доминиканцев и новой духовности, которую они представляли вместе с францисканцами. Загадка списка, которую многие годы хранили два святых монаха, могла принести серьезный вред. Варианты толкования его важности были бесконечны. Старый кардинал, политическая интуиция которого оттачивалась более пятидесяти лет в работе с людьми на поприще службы Господу, поморщился от одной только мысли об этом.

Нет! Оригинал списка должен был упокоиться рядом с Реджинальдом, а копия Уголино останется дожидаться будущего вместе с Домиником. Уголино быстрым движением вложил пергамент между страницами свидетельства Родольфа и повернулся лицом к своему секретарю:

— Витторио, я закончил со свидетельствами. Мне они больше не нужны. Отнеси их в библиотеку. Запечатай их как следует: по закону многие годы никто не должен заглядывать в них. Время оценит святость блаженного Доминика и сделает ее более реальной для сомневающихся.