Список Мадонны - читать онлайн книгу. Автор: Макс Форан cтр.№ 121

Махони заставил себя сконцентрировать внимание на бумагах, полученных им от Пруэтта. Он понимал, почему ему дали это дело. Они посчитали, что оно безнадежное. Что с этим делом все уже решено. Они, по всей очевидности, уверовали в то, что мальчишка-канадец (он вовсе не был французом, но Пруэтт был либо слишком ленив, либо слишком туп, чтобы понять разницу) был обречен. Возможно, они были правы. Назначение его защитником только подтверждало это.

Он пойдет и навестит юношу сегодня. Пруэтт сказал, что к нему не было позволено пускать никого, кроме духовника и адвоката, конечно. Пруэтт посчитал, что сказанное им прозвучало очень смешно, и рассмеялся, показав свои пожелтевшие лошадиные зубы. На миг Махони вспомнился осел мясника в его деревне в графстве Клэр.

Было уже далеко за полдень, когда Махони закрыл папку. Он немного поразмышлял, подперев голову ладонями. Две минуты он что-то усердно писал почерком менее разборчивым, чем обычно, на клочке бумаги, добытым им из корзины для бумажных отходов. Затем положил папку в старую ободранную сумку и вышел с непокрытой головой на влажную жару, направившись к зданию суда и примыкавшему к нему приземистому корпусу тюрьмы.

* * *

В камере было все еще светло. Мартин сидел в самом темном углу, где было всего прохладней, и наблюдал за мухами, с жужжанием влетавшими и вылетавшим сквозь решетку в маленьком окне, до которого можно было достать рукой. Он не знал, какой сегодня был день. Ему было все равно. Ему казалось, что он пробыл здесь долгие месяцы, хотя он и понимал, что это было не так. Он проводил время либо в беспокойной дреме на тонком матраце, лежавшем прямо на каменном полу, либо занимаясь тем, чем он занимался сейчас. Обняв руками колени, он раскачивался туда-сюда сначала в страшном недоумении, но вот уже двое суток — в полном безразличии. Он рассказал им все, что от него хотели. Все, что он понял, так это только то, что они думали, будто он убил Мэри. Никто не приходил к нему. Никто, кроме отца Блейка. И тот, казалось, ничего не понимал в обвинениях, выдвинутых против него. Здесь было все не так, как в монреальской тюрьме. Там он был вместе с друзьями и, по крайней мере, понимал, за что его наказывали. К тому же тогда ему хотелось жить. Он улыбнулся про себя, вспомнив, как он боялся смерти. Теперь боль заглушила страх. Он, конечно, не скажет об этом бедному отцу Блейку, но было бы лучше, если он не приходил к нему вечером накануне последнего дня.

Его бедный друг проявлял к нему участие. Они вспоминали о хорошем времени, проведенном вместе, и о том, как все повторится вновь, когда его освободят. Отец Блейк сказал о том, как важна дружба, а потом обнял его и поведал, что у него есть несколько неприятных вестей и что лучше рассказать о них сейчас, поскольку им обоим хорошо известно, что правда лучше иллюзий. Человек, которого Мартин считал своим другом, господин Нейтч, не хотел больше иметь с ним никаких дел. Отец Блейк попытался объяснить, что господин Нейтч, будучи в расстроенных чувствах, не ведал, что говорил. Затем Мартин получил удар, боль от которого не могла исчезнуть. Отец Блейк видел Коллин в отеле «Герб Бата» в веселом расположении духа в компании темноволосого британского офицера. Отец Блейк сообщил ему об этом очень деликатно. Он знал о чувствах, которые Мартин испытывал к девушке. Она оказалась ненадежной, как и большинство подобных ей, и в этом смысле заслуживала больше сожаления, нежели осуждения. Отец Блейк, должно быть, угадал, как глубоко он расстроился, поскольку вскоре ушел. Мартин заплакал. Он плакал долго. Но сейчас его глаза были сухими. Но муки внутри стали еще сильнее. О Боже! Почему все так произошло?

Звук шагов по каменному полу сменило позвякивание ключей, а затем раздался лязг открывающейся железной двери. Мартин поднял голову и увидел человека с волосами песочного цвета, с которого все еще стекали капли дождя. Его нельзя было назвать ни молодым, ни старым. Цвет лица его говорил о том, что этот человек не любил бывать на солнце. Нижняя челюсть у него была выдвинута вперед, а усталость в глазах и заметное брюшко говорили о том, что пил он больше, чем ел. Он не подошел ближе, а стоял в стороне, как будто не знал, что ему делать. Мартин не помогал ему. Кто бы он ни был, этот человек не мог быть другом. Не в этом месте. Мартин снова стал раскачиваться, глядя в серую стену перед собой.

— Либо у вас нет друзей, либо никто не знает, что вы здесь. — Голос звучал сочно и музыкально, слова катились, сливаясь друг с другом. Такого языка Мартин еще не слышал. Он поднял голову.

— Я ожидал, что ваши товарищи из Лонгботтома хотя бы напишут вам письмо. Все ваши, я слышал, грамотны.

— Мне не разрешена переписка, — промямлил Мартин.

— Нет разрешена. Или, по крайней мере, меня в этом уверили.

— Кто вы? — безо всякого интереса спросил Мартин, все еще глядя в пол.

— Грэг Махони. Я ваш защитник. Ирландец, творящий чудеса. — Он рассмеялся, не ощущая веселости. — Мартин, не так ли? Вас зовут Мартин?

— Я не делал этого, если вы об этом. Мне не нужна защита. Я ничего плохого не совершил.

Махони уселся на пол рядом с Мартином.

— А тут ты, парень, и не прав. Я тебе очень даже нужен. Они обвиняют тебя в убийстве. И тебе понадобится вся помощь, которую ты сможешь получить. — Махони развел руки в стороны и улыбнулся по-мальчишечьи. — И это не будет стоить тебе ни пенса. Поэтому почему бы тебе не рассказать мне все по порядку. Кто была эта Мэри? Как ты с ней познакомился? Что произошло? Постарайся, Мартин. Хотя у нас и немного шансов. Это военный трибунал. — Махони произнес это с горечью в голосе. — И эти проклятые штуки имеют привычку идти своим чередом.

Сначала рассказ Мартина звучал неуклюже и он говорил только потому, что полагал, что от беседы ему станет легче. Он рассказал Махони все, что мог вспомнить о времени, проведенном с Мэри. Нет, ее звали Ламар, но он продолжал называть ее Мэри. Он рассказал ему о Лонгботтоме, Бэддли, отце Блейке, господине Нейтче и отеле «Герб Бата». Единственной, о ком он не рассказал, была Коллин. Он не мог заставить себя говорить о ней и отчего-то хотел держать мысли о ней при себе. От них было так больно.

Махони внимательно слушал, помечая и иногда перебивая вопросом. Когда Мартин закончил, Махони встал и потянул затекшие ноги.

— Хорошо, Мартин. Ты отлично говоришь по-английски. Мне сказали, что ты говоришь по-французски, и я думал, что нам будет трудно разговаривать. — Внезапно он перешел на серьезный тон и снова сел на пол, на этот раз ближе к Мартину, который снова принялся раскачиваться. — Теперь послушай меня. Я не знаю, почему они обвиняют тебя в убийстве. Двенадцать гражданских присяжных оправдали бы тебя в первый же день. Нет тела, зыбкое свидетельство. В гражданском суде это дело было бы фарсом. А военный трибунал — это совсем другое. Особенно как этот, состоящий из трех человек. Все может случиться. Все здесь совсем по-другому. Пропади я пропадом, но я не понимаю, почему они отошли от обычной процедуры в пользу военного трибунала. Они не делали этого долгие годы. Послушай, Мартин, я хочу быть с тобой откровенным. Я думаю, что они это делают по твою душу. Какая бы ни была причина. И это нехорошо. Все дело основано на показаниях свидетеля, который утверждает, что он видел, как ты убил девушку. Очевидно, что он знает тебя, а ты знаешь его. Ты не можешь подтвердить никаких своих действий в день, о котором идет речь. Ты был достаточно близко, чтобы мочь совершить убийство и вернуться к своей палатке раньше своего друга священника. — Махони отвлекся на секунду и посмотрел на свои ногти. — И все же, по сути, все сводится к тому, поверят ли они тебе или свидетелю.