Сезон гроз. Дорога без возврата - читать онлайн книгу. Автор: Анджей Сапковский cтр.№ 48

– Ну да. Всякий краснолюд – горняк. И промышляет на руднике в Махакаме. Стоит с кайлом в забое и добывает руду.

– Поддаешься стереотипам. Еще немного – и станешь утверждать, что всяк краснолюд матерно ругается. А после нескольких чарок бросается на людей с топором.

– Этого не скажу.

– Рудник мой не в Махакаме, а в Медянке, под Третогором. Не стою в забое и не рублю кайлом, но играю на валторне в горняцком духовом оркестре.

– Интересно.

– Интересно, – засмеялся краснолюд, – кое-что другое. Забавное совпадение. Одна из привычных мелодий нашего оркестра называется «Марш ведьмаков». Звучит так вот: тара-рара, бум, бум, умца-умца, рым-цым-цым, папарара-тара-рара, та-ра-рара, бум-бум-бум…

– Откуда, черт побери, вы взяли такое название? Видали, что ли, когда-нибудь марширующих ведьмаков? Где? Когда?

– Правду сказать, – Аддарио несколько смутился, – это чуток переделанный «Парад силачей». Но все духовые оркестры горняков играют какой-нибудь «Парад силачей», «Выход атлетов» или «Марш старых друзей». Мы же хотели быть оригинальными. Та-ра-рара, бум, бум!

– Притормози, а то и душа из меня вон.

* * *

В лесу не было ни души. Другое дело – на полянах и луговинах, куда они часто попадали. Здесь вовсю кипела работа. Косили сено, сгребали, складывали в копны и стога. Краснолюд приветствовал косарей веселыми криками, косари отвечали тем же. Или не отвечали.

– Это, – указал на работающих Аддарио, – напоминает мне другой марш нашего оркестра. Зовется он «Сенокосцы». Частенько мы его играем, особенно в летнюю пору. И поем, ага. Есть у нас на руднике поэт, он славно рифмы плетет, можно даже a capella. О, так вот оно звучит:

– …и da capo! Славно под это маршируется, разве нет?

– Притормози, Аддарио!

– Нельзя тормозить! Это маршевая песня! Маршевый ритм и метр!

* * *

На холме белели остатки стены, виднелись вдобавок руины дома и характерной башни.

Собственно, по той башне Геральт и распознал храм – не помнил, какого божества, но о самом храме кое-что слыхал. Давным-давно здесь обитали жрецы. Ходили слухи, что, когда их алчность, разгульный разврат да распущенность невозможно стало терпеть, местные жители выгнали жрецов и загнали их в густые леса, где, как говаривали, те и занялись миссионерством среди лесных духов. С тщетным, ясное дело, результатом.

– Старый Эрем, – произнес Аддарио. – Держимся дороги, да и по времени хорошо идем. На ночь встанем в Боровой Запруде.

* * *

Ручеек, вдоль которого они вышагивали, в верховьях шумел по камням и перекатам, а в низинах широко разливался, образуя залив. Причиной была древесно-земляная запруда, перегородившая поток. У запруды шли некие работы, крутилась группка каких-то людей.

– Мы в Боровой Запруде, – сказал Аддарио. – Конструкция, которую ты наблюдаешь внизу, собственно, и есть оная запруда. Служит для сплава древесины с вырубок. Речка, как ты заметил, сама по себе мелковата для сплава. Потому собирают воду, копят древесину – и отворяют запруду. Идет большая волна, и сплав делается возможным. Оным способом транспортируют сырье для древесного угля. А древесный уголь…

– Необходим для плавки железа, – закончил Геральт. – А плавильное производство – важнейшая и самая развитая ветвь промысла. Я знаю. Совсем недавно мне изложил это один чародей. Сведущий в угле и сыродутных печах.

– И не удивительно, что сведущий, – фыркнул краснолюд. – Капитул чародеев владеет изрядными долями в союзах промышленного центра под Горс Веленом, а пара сыродутных и пудлинговых печей принадлежит им полностью. Чародеи получают с плавилен изрядный профит. Да и с других отраслей – тоже. Может, и заслуженно, в конце концов, в основном именно они разработали технологию. Но могли бы они наконец покончить с ханжеством и признать, что магия – не благотворительность и не служащая обществу филантропия, а промысел, опирающийся на прибыль. Хотя чего я тебе об этом толкую, ты ведь и сам все понимаешь. Пошли, там есть трактирчик, отдохнем. А то и заночуем, поскольку ж – смеркается.

* * *

Трактирчик названия своего не заслуживал совершенно, но и удивляться тому не было никакого смысла. Обслуживал он лесорубов и плотоводов из запруды, которым все едино, где пить – было бы что. Сарай с дырявой крышей, подпертой жердями, несколько столов и лавок из небрежно оструганных досок, каменный очаг – бо́льших удобств местная публика не требовала и не ждала, важнее были для нее стоявшие за перегородкой бочки, из которых трактирщик цедил пиво, да еще колбаса, которую трактирщица, если находила время и желание, готова была за монетку испечь над углями.

Геральт и Аддарио тоже не слишком крутили носами, учитывая то, что пиво оказалось свежим, из только что откупоренной бочки, а буквально пары комплиментов хватило, чтоб трактирщица поджарила и подала им миску кровянки с луком. После дня странствий по лесам для Геральта сия кровянка вполне равнялась телячьему гузну в овощах, вепревой лопатке, тюрбо в чернилах каракатицы и прочим дивным дивам шеф-повара австерии «Natura Rerum». Хотя, сказать по правде, слегка он по австерии тосковал.

– Интересно, – Аддарио жестом подозвал трактирщицу, заказал еще одно пиво, – знаешь ли ты судьбу оного пророка?

Прежде чем сесть за стол, они оглядели обомшелый камень, что стоял подле высокого дуба. Врезанные в заросшую поверхность монолита литеры сообщали, что аккурат на этом самом месте в день праздника Бирке года 1133-го post Resurrectionem ^[47] пророк Лебеда прочел своим ученикам проповедь, обелиск же за-ради памяти об этом случае установил в году 1200-м Спиридон Аппс, мастер басонный ^[48] из Ринды, лавка на Малом Рынке, качество высокое, цены доступные, приглашаем.

– Знаешь ли, – Аддарио выскреб из миски остатки кровяной колбасы, – историю оного Лебеды, называемого пророком? Я говорю об истинной истории.

– Не знаю никакой, – ведьмак промокнул миску хлебом. – Ни истинной, ни выдуманной. Не интересовался.

– Тогда послушай. Дело случилось тому годков сто с гаком, кажется, вскоре после даты, что вырезана на камне. Нынче, как ты прекрасно знаешь, драконов почти не встретишь, разве только в диких горах, на пустошах. А в те времена попадались они куда как чаще и, бывало, житья людям не давали. Сообразили, что полные скота пастбища – это как огромные трактиры, где можно нажраться досыта да на шармачка. К счастью для землепашцев, даже огромнейшие из гадов ограничивались одним-двумя пирами в квартал, но уж тогда жрали столько, что могли стать угрозой животноводству, особенно ежели в какую околицу наведывались слишком часто. Один, огромный, повадился в некое сельцо в Каэдвене. Прилетал, съедал сколько-то там овечек, две-три коровы, а на десерт вылавливал себе несколько карпов из рыбных озер. Потом пыхал огнем, подпаливал сарай или стог, ну и улетал.