«Кораблекрушение?»
«Нет. Взрыв. Шесть с половиной центнеров динамита. Бум».
«Ааа. Теперь все в порядке?»
«Да-да, все прекрасно… то есть… только вот это дело с рукой… я потерял руку… меня уверяли…»
«Не хватает руки?»
«Да. Знаете, при взрыве…»
«У меня где-то тут должна быть парочка… какой нет?»
«Левой».
«Ай-яй-яй».
«Что?»
«Боюсь, тут две правых, знаете ли».
«Две правых руки?»
«Ну да. В случае, если бы у Вас были проблемы с…»
«С чем?»
«Я хочу сказать, если бы Вы взяли правую руку…»
«Правую руку вместо левой?»
«Да».
«Но… нет, в принципе… лучше две правых, чем ничего…»
«Я тоже так думаю. Подождите немного, пойду принесу ее Вам».
«Может, если я вернусь через несколько дней, Вам доставят левую…»
«Послушайте, у меня есть белая и черная…»
«Нет, нет, того же цвета, ничего не имею против чернокожих, но это всего лишь вопрос…»
Злой рок. Целую вечность, в раю, с двумя правыми руками. (Говорит в нос). А теперь перекрестимся хорошенько! (Пытается сделать это, но останавливается. Смотрит на руки). Никогда не знаешь, какую выбрать. (Мгновение колеблется, затем быстро крестится обеими руками.) Целую вечность, миллионы лет, изображать дурака. (Снова крестится обеими руками). Ад. В раю. Не смешно.
(Поворачивается, идет к кулисе, замедляет шаг, прежде чем выйти, снова оборачивается к публике: его глаза блестят).
Конечно, знаешь, что касается музыки… с этими руками, двумя правыми… было бы только пианино…
(Снова становится серьезным).
Этот динамит у тебя под задницей, братишка.
Поднимайся-ка и иди отсюда. Все кончено. На этот раз по-настоящему.
(Выходит).
Конец
Без крови
I
Окруженная полями, старая усадьба Мату Ружу выглядела слепой — и как бы изваянной из черного мрамора в лучах заката. Единственное пятно на безукоризненной глади равнины.
Четыре человека подъехали к усадьбе на старом «мерседесе». Дорога была пыльной и ухабистой — обычная проселочная дорога. Мануэль Рока увидел их через окно.
Он подошел к окну ближе. Сперва перед ним предстало облако пыли над кукурузным полем. Затем донесся звук мотора. Ни у кого больше в этих краях — Мануэль Рока знал — не было машины. «Мерседес» показался вдали и исчез за дубовой аллеей. Больше Мануэль Рока туда не смотрел.
Он повернулся к столу и положил ладонь на голову дочери.
— Вставай, — сказал он ей. Потом достал из кармана ключ, бросил его на стол и кивнул головой сыну.
— Сейчас, — отозвался сын. Оба они были детьми, еще детьми.
У моста через ручей старый «мерседес» свернул с дороги, ведущей к усадьбе, и направился в сторону поместья Альваресов, будто бы удаляясь от Мату Ружу. Четверо в машине хранили молчание. На водителе было что-то вроде военной формы. На сидевшем рядом — куртка кремового цвета. Выглаженная. Он курил французскую сигарету. Не так быстро, — приказал он.
Мануэль Рока услышал, как машина удаляется к Альваресам. Кого они хотят надуть? Сын возвратился в комнату: одно ружье в руке, другое — под мышкой.
— Положи их, — сказал Рока. Потом обернулся к дочери. — Иди сюда, Нина. Не бойся. Иди ко мне.
Элегантно одетый человек загасил сигарету о приборную доску «мерседеса» и приказал водителю остановиться. Вот здесь, и заглуши к чертям эту тарахтелку. Он услышал скрип ручного тормоза: будто размоталась цепь колодезного ведра. Потом — ни звука. Местность вокруг, казалось, потонула в нерушимом спокойствии.
— Давайте прямо туда, иначе мы дадим ему время сбежать, — предложил один из сидящих сзади. В руке он держал пистолет. Совсем еще мальчишка. Звали его Тито.
— Не сбежит, — возразил элегантно одетый. — Он уже достаточно набегался. Пошли.
Мануэль Рока отодвинул корзины с фруктами, нагнулся, поднял крышку люка и окинул взглядом подвал. По размерам он скорее мог считаться большой ямой и напоминал звериную нору.
— Слушай меня, Нина. Сейчас сюда придут люди, и я не хочу, чтобы они тебя видели. Ты спрячешься здесь, лучше всего спрятаться и подождать, пока они не уйдут. Поняла?
— Да.
— Ты должна сидеть тихо, вот и все.
— Что бы ни случилось, ты не выходишь, не двигаешься, просто сидишь тихо и ждешь.
— …
— Все будет хорошо.
— Да.
— Слушай меня. Может быть, мне придется отправиться вместе с этими сеньорами. Ты не выходишь, пока брат не заберет тебя, поняла? Или пока ты не поймешь, что в доме никого нет и все закончилось.
— Да.
— Жди, пока в доме не останется никого.
— …
— Не бойся, Нина. Ничего плохого с тобой не случится. С тобой все хорошо?
— Да.
— Поцелуй меня.
Девочка коснулась губами отцовского лба. Отец провел рукой по ее волосам.
— Все будет хорошо, Нина.
Он не двигался с места, словно ему нужно было еще что-то сказать или сделать.
— Я хотел, чтобы все было по-другому.
Сказал он.
— Помни всегда: я хотел, чтобы все было по-другому.
Девочка бессознательно пыталась отыскать в глазах отца то, что помогло бы ей понять происходящее. Но не нашла ничего. Отец наклонился и поцеловал ее в губы.
— А теперь иди, Нина. Полезай туда, вниз.
Она скользнула в люк. Земля была жесткой и сухой. Девочка легла на нее.
— Подожди. Держи вот это.
Отец дал ей одеяло. Нина расстелила его и растянулась сверху.
Она слышала, как отец говорил ей что-то. Потом крышка люка опустилась. Девочка закрыла глаза, снова открыла. Доски пола пропускали полосы света. Слышен был голос отца, не прекращавшего говорить. Слышен был шорох передвигаемых корзин. В подвале стало темнее. Отец о чем-то спросил. Девочка ответила. Она лежала на боку. Согнув ноги в коленях, она лежала, свернувшись клубком, будто в постели, готовясь ко сну и к сновидениям. Отец сказал что-то еще, с нежностью, приблизив лицо к доскам. Затем раздался выстрел и звон стекла, разлетевшегося на тысячи осколков.
— РОКА!… ВЫХОДИ, РОКА! НЕ ВАЛЯЙ ДУРАКА, ВЫХОДИ.