Странный рыцарь Священной книги - читать онлайн книгу. Автор: Антон Дончев cтр.№ 49

Если бы, если бы, если бы… Но были ли мертвы мои спутники-богомилы? Ясен мог бы доплыть до берега и теперь спокойно перебирать струны новой лютни. Влад, возможно, уже бросает зерна голубям на скале старика-слепца. Лада ждет рождения нашего сына или дочери, зачатых той странной ночью…

Нет, они были мертвы. Тайная книга жила, оттого что сжигала души человеческие. Один священник грозил грешнику, что за грехи свои тот будет поддерживать огонь в преисподней. Грешник сказал ему: «Ну и что в этом страшного?!» Тогда священник сказал: «Оно, конечно, так, только ведь ты станешь одним из поленьев в том огне».

Священная книга была пламенем, но кто-то должен был сгореть, дабы сохранить этот пламень.

Нет — Книга была факелом, что горит лишь в движении, только когда летит, как птица. Сядет ли, попадет ли в силки птицеловов — свет ее начинает мерцать еле-еле… Трое богомилов, один за другим, раздули пламень книги своим последним вздохом. Подумалось мне, что близится и мой черед сгореть.

4

У самой хижины ниспадал замерзший водопад. Настоящим чудом казалось мне, что вода может оборотиться льдом в стремительном полете своих извивающихся, могучих струй. Бог создал этот водопад изо льда, как ваятель вырубил бы в граните вьющийся на ветру конский хвост. Теперь же вода остановилась, словно для раздумья.

Думал и я. Каждый день сидел перед хижиной и смотрел на гору. Мне не надоедало смотреть на нее. Я был уверен, что и она на меня смотрит. Все время ощущал я чье-то присутствие, чье-то дыхание — того, кто не любопытен, не спешит никуда, и потому есть у него время обратить свой взгляд даже на маленького человечка, сидящего у ног его.

Люди, искавшие истину, сорок дней блуждали по пустыне. Я прожил в той деревне полгода. Некогда видел я песчаную пустыню — эта, заснеженная, была глубже и чище. Что находили люди в той пустыне за каких-то сорок дней? За шесть долгих месяцев я не нашел здесь ничего.

Гора заставляла подниматься все выше и выше, до самых высоких и дальних вершин — пока не увидишь небо. Что можно найти в небе? Я просиживал у своей хижины до ранних сумерек, когда вся гора начинала светиться. Не мог поверить, что она не прозрачна.

Смотрел на гору и думал о Бояне из Земена, В плену у пиратов и в башне Инквизиции Доминиканец называл меня Анри. Баронесса тоже называла Анри. Теперь же все звали меня «Боян». Я перестал уже сомневаться и в словах своих, и в поступках. Я стал Бояном, тем Бояном, какого выдумал сам. Зачем? Что знал я о Бояне из Земена? Да, возможно, он был рыцарем, как и я. Но судьба его, помыслы, верность богомильскому учению — об этом я мог только гадать.

В деревне нашел я Библию, переведенную на французский язык. Папа запрещал простым мирянам держать у себя в доме Библию на латыни, а переводить ее на французский было и вовсе смертным грехом. Читал я все больше псалмы. Запомнились мне такие слова: «Господи, не надмевалось сердце мое, и не возносились очи мои, и я не входил в великое и для меня недосягаемое. Не смирял ли я и не успокаивал ли души моей, как дитяти, отнятого от груди матери? Душа моя была во мне, как дитя, отнятое от груди».

Удивительно было мне теперь вспоминать, что в плену у пиратов я думал о Бояне, как о своем сопернике. Теперь же я снова отпустил бороду, и она уже не вызывала у меня досады и не пугала, как признак плена и неволи.

Не Анри взирал на гору и размышлял о бытии. Взирал на нее Боян.

5

В сочельник собрались мы все в ледяной пещере, в ожидании Рождества Спасителя нашего. Ночь была, горел будник — огромный толстый пень, вырытый селянами из-под снега, такие пни жгут только в сочельник. Сбились мы в кучку, как стадо перед бурей, над головами сгущалось в облако дыхание наше, застывая в ледяном мраке. В деревне не было Совершенных, они ходили по дольней земле, несли в народ свет Учения. Я стоял, опираясь на свой посох-рогатину, как вдруг заметил, что люди окружают меня плотным кольцом, глаза их, обращенные ко мне, светятся. Они ждали, чтобы Хранитель Книги заговорил.

Я не мог сказать им, что день за днем вглядываюсь в диковинные письмена Книги, и все впустую. Я не понимал ни слова. И знал — даже если прочту эти письмена, все равно ничего не пойму. И думалось мне, что ни один человек, рожденный женщиной, как и я ничего бы не понял. Вспомнил слова Старца и сказал им:

— В земле болгарской, где источник Учения, Старец, пастырь всех богомилов сказал мне…

Низкий человек, я не посмел сказать им «нашего» Учения, ни «вашего» Учения. Боялся. И продолжал:

— Жизнь каждого из нас подобна течению реки, куда входим мы сначала по щиколотку, затем по колено, по пояс… И выгребаем со дна песок и тину и просеиваем чрез сито душ своих — как люди, ищущие золото. Золотые песчинки, что остаются в сите, это лучи души Господа нашего, посланные осветить наши темные души. Когда Господь призовет вас, вы пойдете к нему, неся в ладонях весь тот свет, что сумели собрать.

И еще сказал я им:

— Такова участь людская. Тех, кто пошли по пути добра, собранный ими свет вознесет к небесам. Тех же, кто избрали иной путь и предпочли собирать камни в душу свою, эти камни утянут в преисподнюю… Вознесем же хвалу Тому, кто родится, ибо Бог послал Его указать нам светлый путь…

Я говорил от всего сердца — в Спасителя верили и католики, и богомилы. И заключил словами: «Когда вы уйдете, свет вознесет вас…»

Правда, я хотел, было, сказать: «Мы уйдем, нас вознесет…» Но не посмел. Я не был одним из них. И потому замолчал.

Тогда из темноты послышался старческий женский голос:

— Почему же Господь Бог, совершенный и мудрый, создал этот мир полным злобы и заблуждений?

И другой женский голос спросил:

— Отчего зло появилось в мире?

И третий голос, на сей раз мужской, сказал:

— Зачем нужно было Богу сотворять нас из света и тьмы, из добра и зла? Отчего не создал он всех добрыми?

Я молчал. Но другие голоса отозвались нестройным хором, и начался спор. Люди не кричали, не бранились, не перебивали друг друга, но вопросов у них было больше, чем ответов. Они говорили: «Бог не создавал зла. Это дело рук Дьявола», «И добро и зло в Боге», «Только Бог вечен», «И зло тоже вечно».

Я стоял в световом круге посреди океана мрака. Слушал тревожные вопросы и возгласы этих заблудших душ, осознавал всю нелепость и безысходность нашего плутания в этом океане. И не видел ни берегов, ни неба. Вспомнил вдруг, как стояли мы в том, нерукотворном храме — пещере, залитой неземным сиянием. Вспомнил свет, рожденный в хрустальных льдах. Вот оно, человеческое бытие наше — трепетанье в тесном круге полутьмы, тогда как рядом — бескрайняя ширь, полная невидимого нашим глазам света. Да, и вправду тело человека — это темница его души. С ужасом ощутил я страстное желание смерти и признался себе, что оно всегда жило во мне …

Я был еще ребенком, когда умерла моя младшая сестричка. Наклонился я тогда над окаменевшим ее личиком, и глаза мои наполнились слезами. Веки ее не сомкнулись плотно, глаза были полуприкрыты. Под черными ресницами белела полоска света. То были не глаза, а бездна, подернутая молочно-белым туманом. Мне захотелось броситься в нее. Я вдруг почувствовал, что и я мертв. Ощутил эту бездну, что существовала до моего рождения, и другую, что будет после моей смерти. И внезапно увидел в этой бездне искру — краткое пребывание мое на земле. Сестры моей уже не было здесь. Не станет и меня… И долгие-предолгие дни и ночи, куда бы я ни посмотрел, я повсюду видел только смерть.