Странный рыцарь Священной книги - читать онлайн книгу. Автор: Антон Дончев cтр.№ 26

Я сказал:

— Он верует в Христа, но не в того, кому служит этот монах, а в другого.

Пират сел, продолжая разглядывать нас, своих пленников. И произнес:

— В того Христа, в другого Христа… Голова идет кру́гом.

Тогда Доминиканец сказал:

— Эти люди — еретики.

Пират же сказал:

— Значит, восстают против Бога и следует заковать их в железы, а не связывать. Они опасны для нас, сыновей Мухаммеда так же, как для тебя, слуги папы Римского.

Я вздрогнул.

Пират неожиданно протянул руку и коснулся струны на лютне в руках Ясена. Лютня тихо запела. Пират проговорил:

— Спой мне песню.

Вспомнился мне псалом, в котором завоеватели требуют от евреев при реках Вавилонских спеть какую-нибудь из своих песен. Меня всегда бросает в дрожь от жгучей ненависти и проклятий в той страшной песне: «При реках Вавилонских…»

Ясен понял его, но не отказался, лишь указал взглядом на связанные свои руки.

Пират вынул меч и вмиг перерезал веревку на его запястьях.

Ясен запел. Господи, это была одна из тех песен, каким я обучил его, и слов которых он не понимал.

По слухам принадлежат эти слова стареющему Гильому Одиннадцатому и теперь их повторял этот юноша, еще не ведающий, что есть грех.

Сарацин помолчал. Потом произнес:

— Эту песню я слышал в Персии, Египте, Испании. О, Аллах, Среднее море подобно наполненной слезами чаше, откуда черпают и правоверные и неверные. Юноша, я оставлю твои руки свободными, чтобы сохранить их. Будешь каждый вечер петь мне по одной песне.

И добавил:

— Поклянись, что не убежишь.

Я объяснил Ясену, чего хочет от него пират. Он взглянул на ларец, где, думал он, лежит Священная книга. Доминиканец тоже смотрел на ларец. А я — на свою рогатину, брошенную пиратами вместе с другим оружием и доспехами, отнятыми у нас.

Ясен сказал:

— Не убегу.

Освобожденными своими руками он, богомил, уступавший дорогу любой букашке, впоследствии убил этого пирата. Во имя Книги.

1

Нынче день весеннего равноденствия, когда свет побеждает мрак — самый большой праздник для всех еретиков. В этот день коронуют царей и патриархов. Окажись мы в Монсегюре, солнечный луч поцеловал бы Шестилистную розу. Теперь же он обласкает горстку праха.

Вокруг восторженно и самозабвенно поют. У ограды толпятся крестоносцы, смотрят на нас во все глаза — словно наблюдают за боем быков.

Я пишу.

Думал я написать воспоминания свои без всяких затей: «Я сделал то-то и то-то», «Я сказал, он сказал». Не собирался запечатлевать собственные мысли, а о мыслях других людей все равно мог лишь гадать. Мысли — это как прорастание семени в темной земле: никто не знает, что́ там за семя, пока не проклюнется зеленый росток. Кто ведет счет семенам, что гниют и погибают, незримо для всех? Кроме того, много раз поступал я так, а не иначе, не раздумывая, сам не зная, почему…

Но теперь обязан я записать те мысли, что посещали меня в плену у пиратов, ибо там я занят был именно этим — мыслил.

Прежде, чем пришло время для размышлений, сели мы составлять письма с просьбами выкупить нас. В тот же день пират сообщил:

— Умер Иннокентий, отец римских неверных. А еретики-богомилы избрали себе нового папу, нареченного Варфоломеем.

Доминиканец встретил весть о смерти Иннокентия спокойней, чем я. Сказал мне:

— Не бойся за свои дукаты. Кто бы ни взошел на папский престол, камень упадет с души его, когда узнает, что Тайная книга богомилов в наших руках.

Я подумал: да, и новый папа способен привязать тот камень к моим ногам, и приказать бросить тело мое в Тибр. Однако вслух сказал другое:

— Попроси тысячу золотых и за меня. Ведь святой престол должен мне пять тысяч.

Он состоял в переписке с епископом Солунским. И сказал мне:

— Ты получишь их в Риме.

Я на это ответил:

— Не совестно тебе просить за бренное твое тело мешок золота? Доминик, святой отец твой, запрещает тебе владеть даже парой сношенных сандалий.

Он возразил:

— Выкуп этот — за душу мою. Я хранитель про́клятой Книги. Святой отец Доминик перед отъездом моим напутствовал меня такими словами: «Возвратись с этой Книгою и станешь одним из двенадцати учеников моих».

Итак, Доминиканец считал себя хранителем Книги. А Доминик выложил бы за нее золото, когда рак на горе свистнет. Он своими руками порвал дарственную грамоту Болонского монастыря, ибо не дозволял ордену называть своими даже ложки, которыми монахи ели.

Надо было бежать. Вместе с Книгой.

Я написал Оттону де ла Рошу — владельцу Роша, что в двух часах езды от Безансона. Ныне барон Оттон правит в Солуне, а перед тем получил во владение Афины, Аргос и Нафплион. Когда мы с Пэйром проезжали через Солун, я тайно передал ему письмо кардинала Уголино ди Сеньи. Барон был любимцем Святого престола и знал о поручении папы. Я писал ему, что исполнил то, ради чего отправился в дальний путь. И просил еще сто золотых для своего оруженосца Влада. Вот только не знал я, не сочтет ли барон, что коль скоро папская воля исполнена, проще будет оставить меня в плену у пиратов.

Пират прочитал наши послания — в отличие от Симона де Монфора он умел читать — и, слава Богу, остался доволен. Он знал барона Оттона и надеялся получить золото.

2

Надеялся на это и я.

У самого берега было построено укрепление — не назову его крепостью, но и простым укреплением не назовешь. Сначала на возвышении воздвигли каменную двухъярусную башню, затем обнесли ее оградой из вбитых в землю дубовых стволов, в два человеческих роста высотой. С наружной стороны ограды навалили ветки терновника, словно для того, чтобы ее поджечь, а внутри соорудили деревянные леса и проложили высокий дощатый помост, так что верхушки стволов доходили защитникам крепости до пояса. Всех нас — меня, Влада и Ладу, Доминиканца, рабов-богомилов, пленных куманов — держали взаперти в этом деревянном загоне. Посередине, в башне, разместились с десяток пиратов. Оттуда, с верхней площадки, им были видны море и далекие горы. Мы же, пленники, видели только небо — в то лето белое, раскаленное и безжалостное.

Никогда не забуду тамошних мух. Тучи, полчища мух, точно черный дым над пожарищем, и в этом дыму зелеными искорками — мясные мухи. И зловоние — пираты позволяли пленникам выносить ведра с нечистотами, но воды хватало лишь на то, чтобы утолить жажду. А когда вечером дул с моря благословенный ветерок, он приносил с собою невыносимый смрад смерти и тления с пиратской галеры, где заживо гнили прикованные к веслам невольники. Иногда — точно капли дождя на потрескавшиеся от жажды губы — издали доносились звуки лютни Ясена. Нет, не Ясена — Пэйра.