Погибель Империи. Наша история 1965–1993. Похмелье - читать онлайн книгу. Автор: Николай Сванидзе, Марина Сванидзе cтр.№ 103

Драматург Шатров с его пьесами о большевиках и писатель Рыбаков с его антисталинскими «Детьми Арбата» обвиняются в фальсификации истории.

Дальше в статье то, что Нина Андреева с мужем вряд ли могли прописать. Это любимая работа штатных авторов. Они актуализируют тему. От Сталина переходят к Троцкому, от Троцкого, естественно, к национальному вопросу, а дальше непосредственно к тому, что кто-то теперь, в 1988 году, уезжает из СССР. В лучших советских традициях слово «евреи» не употребляется. Отъезд из СССР раньше был крайне затруднен. Перестройка дала право на свободу выбора места жительства и передвижения. В статье Нины Андреевой выезд из страны расценивается как классовая и национальная измена. Естественно, это прикрывается ссылкой на Маркса и Энгельса, которые называли некоторые нации «контрреволюционными». Подчеркивается: да, именно целые нации. Дальше нельзя не процитировать текст, потому что люди старались: «Маркс с Энгельсом давали нелицеприятные оценки ряду наций, в том числе русским, полякам, а также и тем национальностям, к которым принадлежали сами».

Yes! Авторам удалось выкрутиться, не сказать, что Маркс был еврей. Правда, при этом тень страшного подозрения бросили на Энгельса. Да кому он нужен, этот Энгельс.

В конце статьи ясный вывод. Не надо разговоров о разделении власти, парламенте, свободных профсоюзах, автономных издательствах. Главное – руководящая роль партии, со всеми вытекающими выводами для политики, экономики и идеологии.

Лигачев проводит совещание с руководителями средств массовой информации. Лигачев держит над головой газету со статьей Нины Андреевой и говорит: вот линия партии.

В Доме политпросвещения на Трубной собрали пропагандистов и сказали им, что статья – директивная. Тут же Лигачеву из обкомов и райкомов пошли благодарности от запаниковавшей было номенклатуры: «Спасибо! Дождались наконец слова партии. Пора кончать с очернителями!»

Потом в Москву вернулся Горбачев. Немного выждал, не сразу, но завел разговор про статью Нины Андреевой с членами Политбюро. Дело было в перерыве съезда колхозников в Кремле. Пили чай. Громыко говорит: «Хорошая статья. Ставит все на свои места. Воротников говорит: «Настоящая, правильная статья». Лигачев говорит: «Хорошо, что печать стала давать по зубам этим. А то совсем распустились».

Тут Горбачев говорит: «А у меня другое мнение».

В ближайшие дни разговор продолжился на Политбюро. Лигачева и статью защищает Лукьянов, университетский товарищ Горбачева, и для Горбачева это неожиданность. Против статьи выступил Яковлев, подробно говорил, что статья Андреевой направлена лично против Горбачева, что эта статья – «антиперестроечный манифест». Яковлева активно поддержали министр иностранных дел Шеварднадзе, секретарь ЦК Медведев и очень эмоционально – премьер-министр Рыжков. Он предложил освободить Лигачева от руководства идеологией. Но Горбачев Лигачева не тронет, базовые разногласия загнаны внутрь.

Это в старом добром стиле Политбюро. Все загонять под ковер и разбираться под ковром. Этот ковер – важнейший атрибут непубличной, ненормальной, нецивилизованной политической жизни страны.

Но при этом в стране перестройка. 5 апреля 88-го года в «Правде» выходит статья «Принципы перестройки: революционность мышления и действий». Статью готовил Яковлев. Это контрудар против сторонников сталинизма. Вслед за этим Горбачев сам поддержит антисталинистскую линию на совещании с секретарями обкомов и республиканских компартий. Разговор опять будет по поводу статью Нины Андреевой. Горбачев скажет: «Сталин – преступник, лишенный всякой морали. Такой социализм, как при Сталине, нам не нужен». Секретари обкомов в массе едва ли готовы были поддержать этот тезис по одной простой причине. Горбачев предлагает черт знает что: первый секретарь должен быть одновременно председателем Совета. И в этом качестве его должны избирать. Не изберут – он лишается и партийного поста.

Это ломка привычной неподотчетной системы власти, установленной со сталинских времен. Именно такая закрытая форма власти с присущими ей привилегиями и рычагами и есть сталинизм. Поэтому – вернуть Сталина на номенклатурное знамя.

Если бы в Политбюро вместо Александра Николаевича Яковлева ввели Андрея Дмитриевича Сахарова, партийная верхушка хмыкнула бы, и не больше. Потому что Сахаров – чужой. Яковлев – по всем признакам карьерный партийный работник. Но при этом он все больше и больше изменяет партийным взглядам. Это хуже, чем чужой. Это отдает фракционностью, разномыслием в партийных рядах. А со сталинских времен известно, что это недопустимо, это каралось смертью. Потому что отсутствие единомыслия сеет сомнения, подрывает основы. Обычно этим занимаются шпионы. И при Сталине сторонники правого и левого уклонов были расстреляны именно как шпионы. И вот теперь Яковлев демонстрирует очередной уклон.

Откуда это вдруг у честного коммуниста на 70-м году советской власти! Родился в 1923 году в деревне Королево под Ярославлем. По отцу Яковлевы – из крепостных крестьян помещиков Молчановых. По матери – из крепостных помещиков Майковых. И родители Яковлева – крестьяне.

В школу ходил сначала в соседнюю деревню Василево, потом единственный на деревню после семилетки пошел в среднюю школу. За 8 километров, через лес, в поселке Красные ткачи. Мать, сама неграмотная, была против средней школы. Говорила: «Хватит учиться, иди работать в колхоз». Говорила: «Если долго учиться, ослепнешь или дураком станешь». Правда, она же, устав на работе за день, говорила: «Что же это за жизнь такая? За что же такое наказание? Смертушка, а не жизнь». Школу Яковлев закончил в 1941 году. В армию призвали в августе 1941-го. Два месяца пробыл в Удмуртии курсантом эвакуированного Ленинградского стрелково-пулеметного училища. Правда, стрелять там не учили – патронов не было. Получил звание лейтенанта. Ему 18 лет. Потом две недели готовил к фронту немолодых людей, никогда не служивших в армии. С ними поехал на фронт. Яковлев в книге воспоминаний «Сумерки» пишет, что

Через полвека.

Воевать Яковлев начал под Ленинградом в роте автоматчиков. Как многие фронтовики, пишет:

О первой весне на фронте пишет: «Да тут еще началось таяние снегов. Стали вытаивать молодые ребята, вроде бы ничем и не тронутые, вот-вот встанут, улыбнутся и заговорят. Они были мертвы, но не знали об этом».

Яковлев пишет:

Он получит четыре пули. Три в ногу, одну в грудь. Домой вернулся на костылях. Пишет, что мама, увидев его, заплакала и сказал: «Что же я делать-то с тобой буду?» У нее на руках трое маленьких детей, голод, а тут еще инвалид. Яковлев сам больше всего боялся судьбы инвалида и поехал в Ярославль учиться. Хотел идти на филологический факультет, ему, как фронтовику, рекомендовали на исторический.