Мир госпожи Малиновской - читать онлайн книгу. Автор: Тадеуш Доленга-Мостович cтр.№ 10

Борович занимал в энциклопедии госпожи Прекош немного места. Платил пунктуально, женщин не приводил, возвращался домой рано и всегда трезвым.

Благодаря этому он не возбуждал излишнего интереса. Однажды слышал, будучи в ванной, как Марциса высказывается по этому поводу:

– Этот господин Борович, извиняюсь, как зачумленный. Все думает и думает, даже страшно.

– А я тебе говорила, что он именно таков. Наверняка влюблен без взаимности, – отвечала госпожа Прекош.

– Да быть не может.

– Отчего же нет?

– Когда бы так было, как вы говорите, он ходил бы печальный, а он, напротив, такой серьезный, что даже неприятно.

– Может, болеет, – решительно предположила госпожа Прекош.

Но горничная и с этим не согласилась:

– Да я бы знала. Кто болеет, тот стонет, а не думает. И что с этого думанья может выйти? Говорю вам, ничего хорошего. Мой отчим-покойник тоже много думал.

– И что?

– Известно что: церковь в Пясечне ограбил.

Борович позже рассказал об этом Богне, и они оба смеялись над историей целый вечер. То был один из прекраснейших вечеров перед его выездом в Закопане. Казалось, госпожа Богна пребывала в апогее своей несравненной женственности. Было на ней темно-синее платье из ткани, похожей на бархат. Он остался у нее дольше остальных, и после они сидели на террасе. В этом платье она выглядела очаровательно, а глаза ее становились почти того же цвета, что и сапфир на пальце.

«Обручальный перстень», – вспомнил вдруг Борович. И впервые с сегодняшнего утра понял, что госпожа Богна уже другая, что никогда уже не вернутся вечерние разговоры, во время которых он ощущал ее всевластное, теплое, ласковое присутствие.

Он лег в постель. Рядом в ночном шкафчике с отвратительной мраморной полкой лежали письма, которые пришли во время его отсутствия и которые он с утра оставлял для вечернего чтения. Там не было ничего важного. Две открытки от брата из Кракова, несколько писем от членов семьи и толстый серый конверт, набитый документами: дядя Валерий снова прислал ему какое-то свое дело для решения в столичных кабинетах. После каждой такой посылки Борович обещал себе не заниматься ими и отсылать назад дяде без слов, однако в конце концов все решал, наперед зная, что не получит от того ни малейшей благодарности. Из всей семьи, которую Борович не слишком-то любил и в отношении которой испытывал неявное, но отчетливое неприятие, дядя Валерий Погорецкий был наименее привлекателен. Многие его странности можно было простить, но толстокожую жадность и хамские манеры вынести казалось невозможным.

Сразу после демобилизации Борович, оставшись без средств к существованию и без перспективы какой-либо соответствующей должности, обратился к дяде с обычным торговым предложением. Не хотел никаких милостей. Просто полагал, что в таком богатом имении, как Погорцы, найдется место если не главного администратора, то руководителя одной из фабрик, спиртового заводика либо еще чего. Сама логика подсказывала, что дядя Валерий, полагающий всех ворами, но неспособный лично контролировать свое имение, должен доверять кому-то настолько близкому, как племянник и ближайший наследник.

Увы, старый чудак обладал собственной логикой и так воспринял предложение Боровича, что тот отбыл из Погорцев не прощаясь.

Единственной персоной, которую дядя Валерий не оскорблял, была госпожа Богна, а единственной соседской усадьбой, куда он заезжал, – Ивановка, когда она там находилась. В ее присутствии он оставлял свою грубость и менялся до неузнаваемости. Начинал говорить намного культурнее, умел усидеть на одном месте хотя бы несколько минут и даже улыбался.

Таков был эффект ее ауры. Непросто было поверить, как сильно и насколько покоряюще действовала ее аура на любого, с кем она сталкивалась. В таком скопище сплетен и зависти, как строительный фонд, не было буквально никого, кто испытывал бы к ней хотя бы неприязнь.

И отчего так?… Несомненно, она обладала массой положительных черт, невероятным тактом, могла очаровать своей несомненной разумностью, но и это было еще не все. Говоря совершенно беспристрастно, следовало признать, что она вовсе не красива и даже не симпатична. Люди не оглядывались на нее на улицах, но достаточно было малейшего, самого слабого сближения, чтобы поддаться ее очарованию. То, что было в ней и что невозможно было определить, оставалось тайной и для нее самой. А проявлялось это во всем…

Борович лежал в постели с открытыми глазами, глядя на бессмысленный узор обоев, внутренним взором видел лишь ее – всю ее, все ее движения, выражения лица и взгляды…

Начало уже смеркаться.

«Надо раздеться», – решил Борович.

Встав, он замер на миг и вышел в прихожую, где напротив его двери висел телефон.

Она сама взяла трубку. Была уже дома. Борович хотел сказать, что не сможет прийти, но она не дала ему и слова произнести.

– Зачем вы звоните? – изобразила она удивление. – Прошу вас сейчас же положить трубку и взять шляпу. Я жду.

– Я немного устал… – начал он.

Она перебила его:

– Да? И где же вы были? Вы даже на обед не пришли!

– Вы звонили Ходынским? – удивился он. – Я полагал, что вы были на Висле.

– Естественно, была и телефонировала из гребного клуба, чтобы вас тоже вытащить, но милый Стефанек исчез, как в воду канул. Ну хватит. Прошу вас сейчас же прийти.

– Но ведь…

– Что – «но ведь»?

– Вы… у вас наверняка гости.

– Даже если и так, разве вас это остановит? – рассмеялась она.

– Я устал.

В трубке повисла тишина.

– Я правда чувствую себя утомленным, – повторил он.

– Господин Стефан, – серьезно произнесла она, – я, понимаете ли, желаю вас видеть. И если вы придете немедленно, я буду вам благодарна.

– Хорошо, буду через пять минут.

– Жду.

Борович по ошибке взял чужую шляпу, и пришлось возвращаться уже с лестницы. Он сел в первое попавшееся такси и приказал ехать к Колонии Сташица. Собственно, можно было и не ехать. Уверенность, что он встретит у нее Малиновского, действовала ему на нервы.

Естественно, он не скажет тому ничего наглого. Борович знал наперед, что сумеет остаться к нему даже вежливым, но вечер, проведенный в обществе этого человека…

Машина остановилась перед небольшой виллой. В правой ее стороне располагалась квартира какого-то судьи, половину левой занимала Богна. На дверях еще оставался след от старой таблички с фамилией покойного Ежерского.

– А вот и вы! – поприветствовала Боровича госпожа Богна.

– Добрый вечер. – Он поцеловал ей руку.

– Пойдемте, я дам вам драконьего кофе.

Драконьим кофе в доме Бжостовских издавна называли кофе по-турецки, который варили специально для отца Богны. В его кабинете, который звался (уже не вспомнить отчего) «драконьей ямой», Борович пил этот кофе всякий раз, когда удостаивался чести беседовать наедине со старым ученым.