Ник мотает головой.
– Слишком опасно. Тебе нужно идти.
Я неохотно подчиняюсь и неровной походкой спускаюсь на десятый этаж. Там я останавливаюсь и щурюсь, пытаясь разглядеть дверь в квартиру Греты Манвилл через заволакивающий лестничную клетку дым. Возможно, Грета уже выбралась из здания. Но если нет? Я представляю, как она лежит, охваченная своим «внезапным сном», и не слышит сирены.
Эта мысль тащит меня вперед так же неотвратимо, как до этого тащил Ник. Я колочу в дверь, и она тут же открывается. На пороге стоит Грета в просторной фланелевой рубашке и тех же самых тапочках. Вокруг рта и носа она повязала бандану.
– Мне не нужно, чтобы ты меня спасала, – говорит Грета.
На самом деле, нужно. Она идет по холлу со скоростью черепахи, даже медленней, чем я. Хотя в ее случае причина скорее в состоянии здоровья, чем в страхе. Мы не успеваем дойти до лестницы, когда она начинает задыхаться. После первой же ступеньки у нее подкашиваются ноги.
– Одна есть, – говорю я.
Осталось около двухсот.
Я заглядываю вниз, в проем лестницы, и не вижу ничего, кроме клубящегося дыма.
Я кашляю. Грета тоже кашляет, и бандана колышется у нее на лице.
Я сжимаю ее руку. Мы обе знаем, что не сможем спуститься по лестнице. Грета слишком слаба. Я слишком напугана.
– В лифт, – говорю я, и тащу ее вверх, на ту одну-единственную ступеньку, которую мы смогли преодолеть.
– При пожаре нельзя пользоваться лифтом.
Я знаю. Точно так же, как знала, что надо закрыть дверь в квартиру.
– У нас нет другого выбора, – отрезаю я.
Я иду к лифту и тащу за собой Грету так же, как Ник тащил меня. Она пытается вырвать руку из моей хватки. Я не останавливаюсь. Страх толкает меня вперед.
Лифт не ждет нас на десятом этаже. Я на это и не рассчитывала. Разве что надеялась где-то в глубине души. Одинокий проблеск удачи посреди сплошного невезения. Но вместо этого я вынуждена нажать кнопку и ждать.
Это не так-то просто.
Сирена продолжает надрываться, мигают аварийные огни, дым стелется по ступеням, а Ник пропал бог знает где. Я кашляю, у меня слезятся глаза – или, возможно, я просто плачу. В голове у меня грохочет ужас. Он заглушает даже сирену.
Когда лифт наконец приезжает, я толкаю Грету внутрь, закрываю решетку, нажимаю кнопку первого этажа. Лифт с грохотом начинает спускаться.
На девятом этаже еще больше дыма.
А на восьмом – еще больше, чем на девятом.
Чем ниже мы опускаемся, тем гуще и темнее становится дым; он проникает в кабину лифта удушающим потоком. Достигнув седьмого этажа, мы понимаем, что пожар начался где-то здесь. Дым здесь так резок, что вонзается мне в горло, словно нож.
Сквозь пелену дыма я вижу снующих туда-сюда пожарных со шлангами, которые обвивают шахту лифта как змеи.
Мы опускаемся дальше, но тут я слышу что-то иное за гулом работающего лифта, сиреной и топотом пожарных. Громкий лай и цокот коготков. Мимо лифта пробегает маленькая тень.
Я бью по кнопке экстренной остановки. Лифт трясется и замирает, а Грета бросает на меня испуганный взгляд.
– Что ты делаешь?
– Там собака, – говорю я и снова кашляю. – Кажется, Руфус.
Часть меня, охваченная страхом, говорит, что Руфус сможет позаботиться о себе сам, а нам с Гретой нужно выбираться наружу. Но тут Руфус лает снова, и мое сердце сжимается. Он, кажется, напуган не меньше меня. Поэтому я открываю решетку лифта. Потом приходит черед внешней двери с ее тонкими прутьями, которая оказывается крепче, чем я предполагала. Мне удается разжать ее только обеими руками, приложив все силы.
Лифт успел опуститься на три фута ниже уровня седьмого этажа, и мне приходится карабкаться обратно. Затем я ползу по полу, чтобы вдыхать поменьше дыма – еще один полезный совет из серии «как вести себя при пожаре»; мне и в голову не приходило, что они действительно пригодятся мне в жизни.
Я кашляю и зову Руфуса, но мой голос теряется в шуме. Щурясь, я пытаюсь разглядеть хоть что-то сквозь дым. Руфус такой крошка, а мои глаза застилают слезы. Сквозь пелену я вижу, как пожарные в шлемах и масках врываются в квартиру 7С, приглушенно переговариваясь. За открытой дверью квартиры виднеется горячее зарево.
Огонь.
Яркий, пульсирующий, окрашивающий холл оранжево-желтым.
Я встаю на ноги, завороженная этим светом. Мне больше не страшно. Только любопытно.
Я делаю шаг вперед и снова кашляю.
– Джулс, – кричит Грета из лифта, – хватай собаку и давай убираться отсюда.
Я не обращаю на нее внимания и делаю еще шаг. Кажется, у меня нет выбора. Я попала в ловушку.
Я иду вперед, ощущая тепло на лице. Жар обволакивает мою кожу.
Я закрываю глаза, защищая их от дыма.
Делаю глубокий вдох, пока меня не пробирает кашель. Тяжелый, резкий, от которого я сгибаюсь в конвульсиях.
От дыма у меня кружится голова, и на мгновение я забываю, где я и что я здесь делаю. Но потом за спиной у меня раздается лай, и я резко оборачиваюсь, глядя на бегущее ко мне сквозь пелену дыма создание.
Руфус.
Растерянный и напуганный.
Совсем как я.
Я падаю на колени и вслепую хватаю его, не давая пробежать мимо. Руфус лает и пытается вырваться. Я неуклюже ползу к лифту, не вставая на ноги. Достигнув цели, я спрыгиваю обратно в кабину и, удерживая Руфуса одной рукой, закрываю решетку. Грета бросает на меня шокированный, испуганный взгляд и нажимает кнопку первого этажа.
Чем ниже мы опускаемся, тем сильнее рассеивается дым. В лобби видна лишь легкая дымка. Но я продолжаю кашлять. И с хрипом втягивать в себя воздух в перерывах между приступами кашля.
Грета молчит и не смотрит на меня. Боже, она, наверное, думает, что я сошла с ума. Я бы подумала то же самое, если бы не знала настоящей причины своего безрассудства.
Выходя из лифта, мы проходим мимо трех парамедиков с носилками, спешащих наверх. Один из них вопросительно смотрит на меня.
Мне хватает сил кивнуть в ответ. Да, мы в норме.
Они бегут к лестнице. Мы идем в другую сторону, следуя за шлангами, тянущимися к дверям. Я, Грета и Руфус. Мы жмемся друг к другу, выходя наружу, где светят красными мигалками скорая помощь и две пожарных машины. Весь квартал перекрыт, и у входа собралась небольшая толпа, в том числе несколько репортеров.
Они подбегают, стоит нам только выйти на порог.
Меня ослепляют вспышки камер.
Один из журналистов выкрикивает вопрос, но у меня в ушах по-прежнему звенит вой сирен.
Руфус лает, рассерженный не меньше меня. На его лай оборачивается Марианна Дункан. Она одета как Норма Десмонд
[8]. Развевающееся платье в восточном стиле, чалма, солнечные очки. Ее лицо покрыто толстым слоем крема.