Когда я падаю во сне - читать онлайн книгу. Автор: Карен Уайт cтр.№ 66

Сисси берет с прикроватного столика флакончик с лосьоном для рук. Она так расстраивается, будто это доктора виноваты, что мои руки и ногти не в идеальном состоянии. Жаль, я не могу напомнить ей, что занимаюсь реставрацией старой мебели.

Сисси принимается втирать лосьон в сухую кожу и растрескавшуюся кутикулу. Ее прикосновения едва чувствуются – рука словно затекла. Я как цикада: все думают, что я лежу в постели, а на самом деле я под потолком. Однако мне нравятся эти ощущения; чувствую себя любимой. Только сейчас я начинаю понимать, как сильно Сисси меня любит. Надеюсь, она все же вспомнит, почему мои руки огрубели.

– Я испугалась, что вы пропали, – говорит она, вытирая глаза рукавом. – Если бы с тобой случилась беда, я никогда бы не простила Маргарет. И себя тоже.

Сисси замолкает. На мою руку падает слезинка.

– К счастью, я нашла вас целыми и невредимыми. Я сказала полицейским и пожарным, что спала и не заметила, как начался пожар. Так оно и было. Меня спрашивали, почему я находилась в спальне, а не в погребе или другом безопасном месте, где можно укрыться от бури, и я ответила, что не знаю. Это моя единственная ложь о том вечере. Я все помню, но правда слишком постыдна.

Сисси пересаживается на другой край кровати и принимается за вторую руку. Ее движения медленные, совсем старческие. Мне становится грустно, ведь это все из-за меня. Я хочу сказать, что люблю ее, и попрощаться, но не знаю, как.

– Ты должна поделиться тем, что выяснила про Маргарет. У меня на сердце неспокойно: вдруг я сделала во сне что-то дурное? Мне нужно узнать правду.

Сисси вздыхает.

– Полицейские спрашивали: может, я уронила свечу, или оставила ее слишком близко к занавеске, или закурила сигарету. Ерунда какая. В жизни не выкурила ни одной сигареты, – ворчит она. – В чудом уцелевшей пепельнице нашли окурки. Ничего удивительного: Битти дымила как паровоз, а мы с ней приезжали в Карроумор почти каждый день.

Треск в потолке стихает. Звук выдавливаемого лосьона кажется еще громче. Голос Сисси изменился, словно она выпила горькое лекарство и не может избавиться от противного привкуса.

– Почти каждый день. – Она, не скрываясь, плачет и вытирает слезы рукавом. – Это было все равно что ходить по битому стеклу, но я с радостью приезжала туда, лишь бы побыть с тобой.

Медсестра объявляет, что пора принимать ванну. Сисси встает, улыбается, убирает лосьон и целует меня в лоб.

– До свидания, малышка Айви. Я приду завтра. – Она подходит к двери и оборачивается. – Пожалуйста, просыпайся, дорогая. Прошу тебя.

Я слышу ее шаги по коридору, чувствую запах лосьона. Надеюсь, она тоже его чувствует. Мои ухоженные руки стали хрупкой преградой, не позволяющей мне снова взмыть под потолок.

Наверное, я в тонком месте, где наш мир тесно соприкасается с загробным. Знать бы, что теперь делать.

Ларкин

2010

Сисси принесла в столовую пухлый фотоальбом и обувную коробку, битком набитую фотографиями. Она извинилась за то, что снимки не разобраны – воспоминания о прошлом причиняли ей боль, поэтому альбом и коробка оказались на чердаке. Мне все равно предстоит задержаться минимум на неделю, так что я ими займусь. Приведу в порядок, разложу по новым альбомам – традиционным, из бумаги и картона. Фотографии столько лет пролежали на чердаке, современные технологии им ни к чему.

Не успела я открыть обложку, прозвенел звонок. Скрипнула входная дверь. Я напряглась: немногим разрешается заявляться к Сисси, не дожидаясь приглашения, и одного из этих счастливчиков я не желаю видеть.

– Ларкин, ты здесь?

Слава богу, это Мейбри, а не Беннетт.

– Я в столовой.

Мейбри заглянула ко мне. В одной руке у нее были два стаканчика с логотипом «Райское мороженое у Гэбриела», а в другой – пара розовых пластиковых ложек и салфетки.

– Я зашла извиниться.

– За Беннетта?

– Нет, – удивленно ответила Мейбри. – Судя по твоему лицу, ему есть за что просить прощения. Потом об этом поговорим. – Она протянула мне стаканчик с мороженым. – Хочу извиниться за Эллиса. Он должен был прийти сам, но папа позвал его красить сарай.

– Извиниться? За что?

– За то, что заблевал тебя с ног до головы. Эллис сказал, на тебе было уродское черное платье, так что ничего страшного, но он, скорее всего, просто повторил слова Беннетта.

Мейбри села за стол и поставила передо мной стаканчик.

– Карамельное с морской солью и пеканом, твое любимое. Правда, всего один шарик, и в стаканчике, а не в здоровенном вафельном рожке, как раньше. – Она скорчила гримасу. – Чем старше становлюсь, тем тяжелее желудок переносит все эти сладости. Немножко подтаяло по дороге, но я помню, ты любила, чтобы мороженое было мягкое.

– Спасибо, – улыбнулась я.

Возвращаться к старой дружбе все равно что влезать в растянутые треники, сто лет провалявшиеся в шкафу. Жаль, невозможно стереть воспоминания, грозовым облаком омрачившие наше прошлое.

Я зачерпнула полную ложку мороженого и отправила его в рот, чувствуя, как сладкая жидкость течет в горло.

– О господи, благодать-то какая. Такое же изумительное, как прежде. Эллису не за что извиняться, но все равно спасибо. Кстати, очень вовремя.

Мейбри подсела ко мне поближе:

– Что это у тебя?

– Фотографии Сисси, Битти и бабушки Маргарет в молодости. И еще немного маминых, где она маленькая. Все это время они пролежали на чердаке. Наверное, не одна я виновата в том, что никогда не спрашивала про бабушку. О ней никто не упоминал. Я даже и не знала о ее существовании.

Мейбри недоверчиво приподняла брови, но ничего не сказала. Я положила перед собой фотоальбом. Темно-коричневая кожаная обложка высохла и растрескалась по углам, кармашек в самом конце забит до отказа. Заметив мою неуверенность, Мейбри решительно раскрыла альбом.

– Это Карроумор.

Не обгорелые развалины, которые я знаю, а величественный особняк, целый и невредимый. Беленые колонны сверкают на солнце, газон тщательно ухожен, в оконных стеклах отражается небо и ветви деревьев, нетронутые каменные ступени ведут к массивной входной двери.

– Смотри. – Мейбри ткнула пальцем в качели на крыльце, нынче сгнившие и развалившиеся. На снимке они безмятежно висят неподалеку от входа, а на них – три девочки лет семи-восьми в нарядных платьицах с рюшами, лакированных туфельках и с ленточками в волосах. К спинке качелей привязаны шарики: видимо, детский день рождения. – Спорим, это Маргарет. – Мейбри указала на девочку в середине.

Фотограф снимал издалека, поэтому ее лицо невозможно было различить, зато волосы сияли, словно золото. Она затмевала собой сидящих по бокам подруг, так что на первый взгляд казалось, будто на качелях, кроме нее, больше никого нет.