Корона и плаха - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 62

После одного из побегов Шеппарда в одной из продававшихся на улицах брошюрок эти мысли были высказаны открытым текстом: «Горе лавочникам и горе торговцам всяким товаром, ибо рыкающий лев опять на свободе!» Не исключено, что Шеппард эти брошюрки читал.

Эти несколько дней он скрывался, переодеваясь то мясником, то нищим – очень распространенные на лондонских улицах типажи. Потом под видом посыльного навестил одну из типографий: есть основания думать, для того, чтобы раздобыть и прочитать собственную «Предсмертную речь». Эта, с позволения сказать, литература тогда была в большой моде: третьеразрядные безденежные литераторы и просто грамотеи за смешную денежку сочиняли для издателей «Предсмертные речи» от имени преступников, которым предстояло вскоре подняться на эшафот. Все это знали, но листки с «Предсмертными речами» раскупали, как мороженое летом.

Потом Шеппард решил «выйти из тени». На улице Друри-лейн ограбил небедного ростовщика, купил себе щегольской костюм, шпагу в серебре и в таком джентльменском виде навестил родных. Те принялись уговаривать его уехать подальше от Лондона, но Шеппард отказался. Очень уж любил родной город. За всю жизнь лишь однажды после очередного побега отправился в графство Нортгемптоншир, но выдержал там только три дня и возвратился к родным пенатам.

Он всегда питал слабость к театральным эффектам, а потому, наняв карету, не спеша проехал мимо Ньюгейта и решил, коли уж есть деньги, устроить турне по окрестным тавернам и кабакам. В одном из них его и сцапали ищейки Уайльда. На свободе Джек пробыл лишь две недели. Снова попал в Ньюгейт, но на сей раз бежать уже не смог и отправился в последнее путешествие в повозке палача на Тайберн.

Как вспоминали современники, его «окружала самая многочисленная толпа, какая когда-либо собиралась в Лондоне». В толпе ходили слухи, что Шеппард исхитрится сбежать и с печальной повозки. Какой-то план побега у него, не исключено, был – уже по пути к Тайберну у него отобрали перочинный нож, но если и так, бежать не удалось. Из конопли веревки для захлесток…

Шеппард стал героем превеликого множества стихов, народных баллад, театральных пьес и прозаических произведений. Книгу о нем написал Даниэль Дефо. Не знаю, была ли она у нас переведена, но чтение, безусловно, увлекательное – как сама жизнь Шеппарда…

Забегая вперед: в 1840 г. Комиссия по вопросам детского трудоустройства провела в Лондоне опрос детей из бедняцких семей трущобных районов. Точное число «интервьюируемых» не указывается, но их было немало, результаты достопочтенных джентльменов шокировали – оказалось, что все до единого детишки и слыхом не слыхивали ни кто такой Моисей, ни кто такая королева Виктория (!), хотя она к тому времени сидела на английском престоле три года, а Лондон как-никак не деревенская глушь. Зато все «в общем и целом знакомы с биографией и событиями из жизни разбойника Дика Терпина и тем более Джека Шеперда – грабителя, не раз бежавшего из тюрьмы». В следующей книге я приведу еще один интересный пример того, как глубоко укоренилось в народном сознании уважительное отношение к «благородным разбойникам», и речь пойдет уже о взрослых…

Немного о лондонском быте. Подавляющее большинство любой нации составляли и составляют люди, которые мало того что не являются мало-мальски известными общественными или государственными деятелями, – просто живут себе, занимаясь мирными делами, и не ввязываются ни в мятежи, ни в гражданские войны. (Точно так, вопреки распространенному мнению, якобы наша Гражданская «разделила народ надвое», с оружием в руках, как ни подсчитывай и ни завышай цифры, участвовало самое большее 10 % населения – белые, красные, зеленые и прочие. Остальные просто жили – точнее, пытались, как уж получалось, выжить в кровавой завирухе…)

В жизни лондонцев особую, символическую роль играли ключи. Некоторые их ассоциировали с черной магией и демонами: лондонские взломщики называли свое дело «черным ремеслом», а отмычку – «талисманом». Ключи на полном серьезе применяли для проверки показаний подследственных: на стержень помещали бумажку с именем человека, клали на стол, и если ключ чуточку сдвигался или «вздрагивал», это считалось неопровержимым доказательством вины. Когда в XVIII в. во время очередного лондонского бунта восставшие ворвались в тюрьму Ньюгейт, один из них наткнулся на главные ключи от нее, но в испуге шарахнулся. На суде судья так и спросил: «Значит, вы не стали трогать их, потому что боялись порчи?» Подсудимый кивнул: «Да я бы и близко к ним не подошел!» Правда, его сосед по квартире оказался не таким суеверным и прихватил ключи как сувенир…

На дверях своих жилищ проститутки рисовали большой ключ, а многие носили на цепочке на шее маленький ключик – этакий «гильдейский знак», скорее всего, означавший, что и «замочек» открывается очень легко.

(Отступление пикантное: позже в Южной Америке девицы той же профессии носили на запястье на браслете или на цепочке небольшую металлическую ракушку как символ сами понимаете чего. Ни одна приличная женщина с таким украшением не появилась бы на людях. Сохранился исторически достоверный анекдот: как-то Эвите Перон, супруге аргентинского президента (и по совместительству диктатора, как с латиноамериканскими президентами частенько случалось) Хуана Перона, представлялся очередной иностранный дипломат. Увидев у нее на шее роскошное жемчужное ожерелье, вопросил:

– Сколько же раковин пришлось открыть, чтобы добыть такое богатство?

Эвита с лукавой улыбкой ответила:

– Только одну, сеньор, только одну…)

Интересно, что во многих профессиях сложились своеобразные землячества. Позже, в XIX в., лондонские пекари почти все были шотландцы, а почти все парикмахеры – лондонскими уроженцами. Поношенной одеждой торговали в основном евреи, льняными тканями – манчестерцы, а помощниками у них – главным образом жители Девона и Сомерсета (с небольшим процентом лондонцев). Кирпичных дел мастера – большей частью лондонцы, а подручные – йоркширцы и ланкастерширцы, ирландцы. Чернорабочие – в основном из Йоркшира и Ланкастершира. Мясники и рыбники – почти все коренные лондонцы. А вот торговцы сыром – почти все из Хэмпшира, молочники и молочницы – из Уэльса, сапожники – из Нортгемптона. Производство сахара и торговлю игрушками почти полностью монополизировали немцы, селившиеся в Уйатчепеле и его окрестностях.

Точно так же торговцы, ремесленники и люди других профессий были прочно «привязаны» к определенным районам Лондона. Оптики располагались на Ладгейт-стрит, ростовщики – на Лонг-лейн, книготорговцы – на Сент-Полз-черчард. Издатели и продавцы нот – в Сохо, торговцы сыром – на Тимз-стрит, игральными картами – на Стрэнде, торговцы птицами – в Сесерн-Дайлас, тканями и одеждой – на Тоттнем-корт-роуд, порнографическими рисунками и брошюрками – на Кэтрин-стрит, серебряных дел мастера и ювелиры держали лавки на Кранборн-стрит, те, кто занимался инженерным делом и всевозможными работами по металлу, – в Хаммерсмите и Вулидже, каретных дел мастера – на Лонг-эйкр, скульпторы – на Юстон-роуд, ткачи – в Холборне и Хэкни. Шляпники сначала обитали на Бермондси-стрит, а потом по непонятным до сих пор историкам причинам дружно переселились на Блэкфрайарс-роуд. Зубные врачи селились на Сент-Мартинз-лейн, медики других специальностей – на Финсбери-сквер, Финсбери-пейсмент, Финсбери-плейс и Финсбери-серкус.