Жил на свете лондонец Сэмюэль Пипс (1633–1703). Человек не то чтобы простой – окончил колледж Магдалины в Кембридже, как «джентльмен» дружил с великими учеными Исааком Ньютоном и Робертом Бойлем, архитектором Кристофером Реном, Доном Драйденом, которого современники считали лучшим поэтом Англии. Всю жизнь прослужил не особенно и высокопоставленным чиновником Адмиралтейства. Музыкой, живописью и стихосложением занимался исключительно как хобби – для джентльмена прямо-таки неприличным считалось не иметь хобби. В общем, человек ничем не примечательный, таких в Лондоне было множество.
Однако Пипс с 1660 по 1669 г. вел объемистый дневник. Описал Великую чуму и Великий пожар, вторую англо-голландскую войну, политические коллизии и придворные дрязги своего времени. Но самым ценным историческим материалом стала та часть «Дневников», где описаны вещи самые что ни на есть приземленные: как Пипс развлекался в свободное время, как гулял с друзьями в тавернах, как проводил время в обществе девиц с пониженной социальной ответственностью. (Из-за последнего обстоятельства, должно быть, он свои дневники писал шифром, по одной из тогдашних стенографических систем – загляни в них невзначай жена, Пипсу не поздоровилось бы. А стенографии, надо понимать, супружница не знала.)
Подобные записи как раз и составляют большую часть дневников и стали сущей энциклопедией быта и нравов лондонцев того времени. Интересно, конечно, читать о придворных интригах, войнах и мятежах. Но не менее интересно (по крайней мере лично мне, и не мне одному, как я давно убедился) и другое: как жили люди той эпохи, незаметные и порой незнатные. Как общались и развлекались, сколько стоила кружка пива, какими были наряды, как снимали девочек и дрались на дуэли, какие правила, имевшие силу закона, были вынуждены соблюдать. А потому, не заглядывая в королевские дворцы, особняки знати и парламент, совершим небольшую прогулку по Лондону описываемого времени.
Ученых материй я касаться не буду – все же чуточку скучноватая тема. Поговорим о быте горожан.
Прежние пуританские строгости в одежде давным-давно были с превеликой радостью отброшены. И дамы, и джентльмены «из общества» щеголяли в камзолах и платьях, богато украшенных золотыми позументами и кружевами, при не малом числе драгоценностей. Люди попроще, конечно, одевались не так роскошно, но и не с былым пропуританским аскетизмом – тонкое сукно, хорошее полотняное белье, недешевые парики и шляпы, трости с серебряными, а то и золотыми набалдашниками. Женщины и девушки всех сословий, если только к тому была возможность, украшали платья кружевами, пусть дешевыми, а волосы – разноцветными лентами. Немецкий путешественник барон де Пёльниц писал: «Здесь все хорошо одеты, и даже нищие не выглядят такими оборванными, как в других городах».
Из развлечений самую широкую популярность получили запрещенные когда-то пуританами карточные игры, кости, для народа попроще – травля медведей собаками. (Королевского общества защиты животных тогда еще не было, и с бедными мишками порой поступали варварски – подпиливали им клыки и когти, так что все преимущества были на стороне собак.) Собаками травили и быков. Бульдог (в буквальном переводе с английского «бычий пес») – порода, специально выведенная как раз для этой национальной забавы.
Пили дружно, пили хорошо. Люди знатные и богатые предпочитали вино и эль, простонародье большое внимание уделяло джину – напитку покрепче и позабористее нашей водки. Джин – это практически чистый спирт, перегнанный с ягодами можжевельника. Эликсир убойного действия и, что немаловажно для людей с тощим кошельком, очень дешевый. В следующей книге, рассказывая о восемнадцатом столетии, я о лондонском пьянстве поведаю более подробно, а пока уточню лишь, что даже самых маленьких детей поили разбавленным пивом. Отнюдь не одни маргиналы и люмпены, а вполне приличные люди. Это было вынужденной мерой – питьевую воду брали из Темзы, причем очищать ее никто и не думал, и ребенок от такой водички в два счета мог подхватить какую-нибудь заразу, причем смертельную. Кипячение воды не всегда и помогало.
Таверн и кабаков, рассчитанных на любой кошелек, от тугого до тощего, в Лондоне было превеликое множество. Как и веселых домов, тоже рассчитанных на любой кошелек. А по улицам (особенно в вечернюю пору) бродили сотни «индивидуалок», готовых незатейливо обслужить клиента в подворотне или на лестнице ближайшего дома. Причем их услугами пользовались не одни только «отбросы общества», но порой и вполне себе респектабельные господа, никаких средств предохранения и в помине не было, так что срамные хвори свирепствовали во всех слоях общества (вспомним Вильгельма Третьего).
Случалось, что речи в парламенте толкали джентльмены, успевшие как следует остограммиться. Нередки были случаи, когда и судьи вели заседания поддавши – именно поэтому вышло распоряжение, чтобы военные суды заседали только до обеда: слишком велик был риск, что во время обеда служители Фемиды изрядно надерутся.
Однако не дремали и борцы за нравственность. При королеве Анне возникло добровольное «Общество для исправления нравов», в котором в братском единении участвовали и англиканские священники, и религиозные диссиденты-диссинтеры. Основной его задачей было издание многих тысяч памфлетов, направленных против пьянства, «непристойного поведения» (ну вы поняли) и занятия какими-либо делами в воскресенье (о воскресных днях подробнее поговорим чуть позже). Особого толку от этих памфлетов не было – как показывает опыт многих стран, в том числе и нашего многострадального отечества, подобные брошюрки мало кого побудили покончить с алкоголем и «излишествами нехорошими разными». Члены Общества, боровшиеся со сквернословием, особенно внимание уделяли главным матерщинникам Лондона, среди которых первое место делили ломовые извозчики и лодочники. Среди них и распространяли печатные «Добрые предостережения против ругани» и «Добрые предостережения лодочникам». Не знаю всех подробностей, но подозреваю, что на адресатов эти высокоморальные труды оказывали примерно такое же действие, как на нынешних завзятых курильщиков надписи и картинки на сигаретных пачках, стращающие всевозможными жуткими хворями. То есть не оказывали никакого. (В скобках о помянутых надписях, которые сплошь и рядом ляпают на сигареты, толком не подумавши: ну скажите на милость, может ли меня, как и всех прочих мужиков, всерьез напугать угроза родить мертвого ребенка?)
Самые отважные и рьяные активисты Общества распространением брошюрок не ограничивались: посещали всевозможные питейные заведения (в бордели их не пускали хозяева) и вели там антиалкогольную пропаганду. Занятие было крайне рискованное: представьте, что в классическую советскую забегаловку нагрянули такие вот экзоты, стали хватать за рукава и проповедовать трезвость. Что с ними будет? Вот и в лондонских трактирах с такими поступали незатейливо. Зафиксирован случай, когда однажды одного из членов Общества убили до смерти. Видимо, очень уж всех достал.
Правда, за сквернословие на улицах, за приставания пьяных к трезвым и оскорбление ими порядочных женщин можно было угодить под суд и огрести приличный штраф – известно, что таких процессов состоялось несколько десятков тысяч. Причем штрафовали еще и за нарушение «закона о воскресенье», единственного сохранившегося в неприкосновенности со времен пуританской «культурной революции». Запрещалось пить в трактирах, развлекаться как бы то ни было, заниматься спортом, вообще болтаться по улицам без собой нужды. Один немецкий путешественник описал это так: «После полудня я отправился в Сент-Джеймсский парк посмотреть на народ. Никакие другие развлечения не допускаются в воскресенье, которое здесь соблюдается особенно строго. Не только запрещаются все игры и закрываются трактиры, но ограничиваются даже поездки на лодках и в карете. Наша хозяйка запрещала даже иностранцам играть на виоле или на флейте, опасаясь наказания». Видимо, путешественник рассчитывал в воскресный день повеселиться как следует и, не обретя желаемого, сделал сердитую приписку: «Это соблюдение воскресенья было единственным признаком того, что англичане вообще были христианами».