Корона и плаха - читать онлайн книгу. Автор: Александр Бушков cтр.№ 31

Смертный приговор Карлу Первому подписали около шестидесяти человек. Примерно треть из них уже умерла, треть успела уехать в эмиграцию на континент, так что ответить за цареубийство могли лишь человек двадцать. Казнили, по одним источникам, тринадцать «подписантов», по другим – десять. Интересно, что сам Карл, абсолютно не жестокий, заявлял, что готов ограничиться Тауэром или изгнанием, но на казнях настояли как раз парламентарии, многие из которых сами были причастны к судебному процессу над королем. Не первый и не последний раз в истории активные деятели того или иного «старого режима» оказываются самыми рьяными приверженцами нового…

Еще несколько человек подверглись кто штрафам, кто изгнанию. Но не было ни тени массовых репрессий – наоборот, вскоре огласили королевский указ об амнистии всем, сражавшимся в гражданскую против короля. Самые упертые роялисты требовали террора, но Карл их благоразумно не послушал. В стране воцарилась стабильность. Мало-мальски крупных мятежей так и не произошло. Вот заговоры, предусматривавшие в первую очередь убийство короля, периодически случались, причем устраивали их как пресвитерианские, так и католические радикалы. Успехом не закончился ни один – заговоры вовремя разоблачали, главарям рубили головы, мелкую сошку рассовывали по тюрьмам, как поступали с заговорщиками в любой стране во все времена.

В одном из пресвитерианских заговоров (так называемый заговор лорда Рассела) участвовал и незаконный сын короля герцог Монмут. Все было обставлено не по-детски: заговорщики купили дом у дороги, по которой часто проезжал король, и собирались стрелять в него оттуда. Короновать предполагалось как раз Монмута – протестанты крепенько не любили брата короля герцога Йоркского, открыто исповедавшего католицизм. Все провалилось по банальной причине – заложил кто-то из своих. Лорду Расселу и еще нескольким знатным персонам отрубили головы, но на родного сына у Карла не поднялась рука, и Монмут отделался недолгой ссылкой в Голландию (впоследствии этот королевский гуманизм привел к серьезным потрясениям для Англии).

Карл (долго проживший во Франции) откровенно симпатизировал католикам и попытался было уравнять в Англии их в правах с остальными вероисповеданиями, но встретил мощное сопротивление со стороны как англиканцев, так и пресвитериан, на короткое время сомкнувшихся в единую когорту, и отступил. Правда, победа над общим врагом принесла выгоду лишь англиканцам. Главенствующей религией король вновь сделал англиканство, а пресвитериан как раз чувствительно прищемил – при полной поддержке парламента, где пуритане уже не играли никакой роли. Король и парламент нанесли несколько тяжелых ударов: в 1661 г. парламент принял «Акт о корпорациях», обязавший всех, кто занимал должности в корпорациях (органах городского самоуправления), публично осудить Ковенант (неприемлемо для пресвитериан), принести клятву в том, что они никогда и ни при каких условиях не пойдут против королевской власти (неприемлемо для немалого числа людей, все еще придерживавшихся республиканских убеждений) и как минимум раз в год будут принимать причастие по англиканскому обряду (неприемлемо и для пресвитериан, и для католиков). Все отказавшиеся это принять должны были уйти со своих должностей. Цель была в том, чтобы ключевые позиции в органах городского самоуправления (как раз и посылавших депутатов в парламент помимо выборных) заняли роялисты и англиканцы. Через год вышел «Акт о единообразии», которым все духовенство обязывалось пользоваться исключительно Книгой Общих Молитв в редакции, принятой при Елизавете. Священники должны были заявить о том, что они целиком и полностью согласны с Книгой, а учителя в школах и университетах – что они «признают литургию англиканской церкви в том виде, как она установлена законом».

Против этого акта выступили примерно две тысячи священников – пятая часть духовенства. По ним бабахнули «Актом о незаконных молельнях» (1644) и «Актом о пяти милях» (1665). Первый предусматривал серьезные наказания за сборища «под любым религиозным предлогом», если в них участвовали больше пяти человек. Второй оказался еще суровее: священникам (а заодно и учителям), не признавшим «Акт о единообразии», запрещалось приближаться более чем на пять миль к любому городу или приходу, «где они когда-либо жили или проповедовали».

А заодно парламент, уже чисто по собственной инициативе, принял «Акт о престолонаследии», действующий и сегодня. По нему занимать английский престол могут только лица англиканского вероисповедания.

Словом, англиканская церковь вновь оказалась на коне. С одной-единственной уступкой протестантам: при епископах были созданы церковные советы, граничившие их власть. Что было, в общем, чисто косметической операцией: властный и решительный епископ мог в бараний рог согнуть любой совет, что часто и происходило.

Одновременно с казнями тех, кто подписал смертный приговор королю Карлу, взялись и за мертвых инициаторов процесса. Тело Оливера Кромвеля извлекли из гробницы, тела генерала Айртона и адмирала Блейка – из могил. Весь день они провисели на виселице в Тайберне, потом покойникам отрубили головы и водрузили на копья для всеобщего обозрения. Похороненных в Вестминстерском аббатстве видного республиканца Пима и адмирала Блейка тоже потревожили: по одним источникам, перезахоронили на гораздо менее престижном кладбище, по другим – вообще свалили в какую-то яму (потом гуляла очередная красивая легенда, по которой сторонники Кромвеля заранее подменили его тело телом Карла Первого – но это всего лишь легенда). Ничего нового на сей раз не изобрели – вспомним, как Генрих Восьмой приказал извлечь из гробницы тело Томаса Бекета и судить его посмертно. Лондонцы нисколько не протестовали – Кромвель и его соратники всем осточертели. Они массами стекались поглазеть на любопытное зрелище, чтобы потом было что рассказать. Голова Кромвеля проторчала на шесте тридцать лет, став одной из городских достопримечательностей, которую охотно показывали приезжим. Никто так никогда и не попытался ночью унести ее и похоронить честь честью – хотя охраны у шеста не было никакой.

При Карле Втором вновь вспыхнули англо-голландские войны на море и на суше. Причин было несколько. Во-первых, очередная схватка за пряности – конкретно за крайне ими богатый остров Пуларун в Индийском океане. Во-вторых, голландцам стоял поперек горла бизнес герцога Йоркского: он в доле со знатными лордами и богатым купцами создал Африканскую торговую компанию, которая заложила на африканском побережье, в Гвинее, несколько портов, которые занимались работорговлей и скупкой золотого песка, чем создали конкуренцию давно хозяйничавшим в тех местах голландцам. Третья причина кому-то может показаться прозаической – селедка. Вот именно, рыбка селедка. Голландские и шотландские рыбаки отчаянно конкурировали за богатые селедкой районы у побережья Шотландии. Соленая селедка составляла изрядную часть голландского экспорта. (К слову, именно голландцы завезли ее в Россию, где она пришлась по вкусу – особенно когда обнаружилось, что селедка может быть неплохой закуской к водке. Примерно лет сто пятьдесят русские ели исключительно голландскую селедку. Свою собственную, астраханскую, отчего-то прозвали «бешенкой» и не ловили. Только в середине XIX в. знаменитый русский ученый немецкого происхождения Карл Бэр, случайно оказавшись в Астрахани, обратил внимание на «бешенку», велел зажарить ему пару рыбок, обнаружил, что это вкусно – и с его подачи русские стали ловить и солить отечественную селедку, ввиду дешевизны изрядно потеснившую голландскую.)