Я, ты и все, что между нами - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин Айзек cтр.№ 29

– Следующий поворот налево, – сказала я.

– Да знаю, знаю, – раздраженно ответила она. Однако я не была уверена, что без моей подсказки она бы нашла дорогу к дому, где жила пятнадцать лет.

После этого я заставила ее поклясться, что она пойдет к врачу. Она сказала, что ее отправили сдавать анализы, хотя все уверены, что с ней все в порядке. Она преуменьшала значение происходящего, чтобы не сообщать мне ужасные новости во время беременности, боясь, что стресс навредит мне и ребенку.

А я, обеспокоенная тем, что происходило между мной и Адамом, и максимально сосредоточенная на своей беременности, с готовностью приняла ее заверения. В то время – до того, как я узнала правду – по-настоящему разрушительные последствия ее болезни были еще впереди. И я убедила себя, что мама просто была одной из тех женщин, которым никогда не сидится на месте, и что, должно быть, я несколько преувеличиваю серьезность того, что произошло в машине. Затолкать это куда-то на задворки памяти оказалось легко.

Я скучала по тем временам, когда словосочетание «болезнь Хантингтона» еще не вошло в наш повседневный лексикон. Когда я не знала, что происходящее с мамой неотвратимо, не слышала, как это состояние называют самым жестоким, что может произойти с человеком. И, разумеется, не знала о существовании пятидесятипроцентной вероятности того, что могла это унаследовать.

До того как у мамы диагностировали синдром Хантингтона, я относилась к своему телу как большинство из нас.

Мы считаем, что хорошее здоровье – это подарок от Бога, который принимаем как должное и относимся к нему так, будто всегда будем чувствовать себя хорошо. Кажется, что серьезные болезни – это то, что случается с другими людьми. Людьми из газет или «Фейсбука», которые делятся историями о благородстве и личных битвах.

Мы стали такими «другими людьми» в одночасье.

Мама с папой сообщили мне о ее диагнозе через несколько недель после того, как я рассталась с Адамом.

Они посадили меня за большой сосновый стол, за которым мы обедали, когда я была маленькой. Я помню, что заметила на их обычно безупречно чистой кухне следы небрежности. На дереве были видны круги от кофейных кружек, в раковине собралась гора посуды, скомканное цветочное чайное полотенце лежало в углу у стиральной машины, запачканное огромными пятнами от еды.

Я пыталась накормить Уильяма, но он не переставал плакать и успокаивался, только когда я ходила с ним взад и вперед.

– Дай-ка его мне, – сказала мама, поднимаясь, и я переложила его ей на руки. Он моментально успокоился. Она смотрела ему в глаза, баюкала моего прекрасного мальчика и выглядела такой гармоничной, что никто бы не догадался, о чем она собиралась сообщить мне, снова садясь в свое кресло и медленно качаясь.

– Доктора сказали, что у меня состояние, которое называется болезнью Хантингтона.

Я сощурила глаза, пытаясь понять смысл ее слов.

– Что?

– Ты никогда не слышала о такой? – осторожно спросила она.

– Думаю, нет… Не знаю.

– Хорошо. Тогда я расскажу тебе все, что мне известно.

И она – просто и доходчиво – объяснила, что у нее болезнь Хантингтона, и что это такое, и что существовала пятидесятипроцентная вероятность того, что я тоже унаследую ее.

На тот момент ей было сорок три – она была слишком молодой, чтобы вдруг оказаться неизлечимо больной. Она была жутко спокойной, когда говорила. И хотя фактически она сообщала мне самую шокирующую, жестокую шутку, которую я слышала за всю свою жизнь, она не плакала. Она оставила слезы на потом. Последствия болезни убьют мою маму, и, вероятно, довольно скоро. По своей натуре она борец, но ее время на исходе.

– Придется со многим смириться, Джесс, – сказала она. – Но я хочу, чтобы ты знала, что… не важно, насколько сложно нам будет, мы будем преодолевать это вместе.

Я покрылась холодным потом. Кожа стала липкой, а голова кружилась. Мне казалось, что я нахожусь за пределами собственного тела. Это странное чувство исчезло только через несколько дней, после чего я просто плакала. Громко, судорожно рыдала без остановки.

А весь тот вечер я просидела в интернете и до сих пор могу пересказать первую статью, которую я прочла о ней на веб-сайте Общества по изучению болезни Хантингтона Америки.

Всего несколько человек знали все подробности нашей ситуации, Бекки и Наташа были в их числе. Со всеми остальными я избегала называть заболевание мамы, расплывчато рассказывая то, что говорила Адаму: это просто нейродегенеративное состояние, – и все приходили к выводу, что у нее боковой амиотрофический склероз…

Мне не нравилось держать это в тайне. Я понимала, что об этом необходимо заявлять открыто. Моя совесть говорила мне, что я должна помогать людям больше узнать о БХ или принимать участие в попытках собрать деньги на проведение исследований.

Но пока я не найду подходящего времени, чтобы сказать об этом Уильяму, все будет как есть.

Долго и мучительно я размышляла над тем, когда и как мне это сделать. Вставить между прочим в разговоре или посадить его и завести серьезный длинный разговор? Но все сводилось к одному: к невыносимой мысли, что в свои десять лет он будет знать о том, что теоретически может ожидать меня и его в будущем.

А мне хотелось, чтобы Уильям жил, как и положено ребенку, – с воодушевлением и оптимизмом, когда единственное, о чем он должен переживать, это неспособность овладеть ударом ногой в футболе.

К тому времени, как команда Уильяма проиграла со счетом 18:3, я успела обменяться сообщениями с папой и свести на нет четыре месяца изматывающих тренировок, заказав тарелку калорийных вкусностей: салями с пикантным салатом с сельдереем и майонезом и темным хлебом.