Отчим похлопал Бруно по плечу, пробормотал что-то нечленораздельное и — нырнул в дом.
Тикали часы. Минутная стрелка успела проползти пять делений, прежде чем внизу взревела машина.
А вечером зазвонил телефон, и картонный голос сообщил маме Бруно, что синяя «Чайка» улетела в кювет.
* * *
Бруно бродил по балкону и думал, что днем они с отчимом бродили здесь вместе. И часы разглядывали — тоже. А сейчас отчим мертв.
Осталось только тиканье…
Бруно захотелось перевести стрелки на пару часов назад, вернуться в прошлое, чтобы отчим ожил и влепил ему пощечину. Чтобы прокричал: «Проснись!» Мальчишка сполз на пол и, ругая себя за дурацкую затею, попробовал.
— Здорово, что твой отец был другим.
Бруно подскочил, чудом не уронив часы. Отчим появился из ниоткуда. Тихо. Абсолютно тихо. Он по-прежнему пил пиво. Трясущимися пальцами Бруно вновь принялся переводить стрелки. На час вперед. На два. На три.
— Перестань, я не испарюсь, — поморщился отчим. — И кстати, отремонтируй «Чайку».
Бруно не обращал на него внимания. На четыре, на пять…
— Дело не в переводе стрелок.
— А… в чем?
— В магнолии. В твоей маленькой мести, парень.
Бруно искал пути отступления, но единственная дверь находилась за спиной отчима — слишком далеко.
— Откуда ты?..
— Он привел меня.
— Кто — он?
Отчим допил пиво и швырнул бутылку. Но на этот раз она растворилась в воздухе, как только он ее отпустил. Бруно пялился на циферблат и продолжал бессознательно переводить стрелки.
— Кто? — повторил он.
— Меня зовут Чайка, — прозвенело у него в ушах. — Приятно познакомиться.
* * *
Бруно окончил школу. Мама настаивала на поступлении в университет, но он наотрез отказался — пошел работать на завод отчима. И как же он удивился, когда через года четыре директор назначил его начальником мастерской! О таком мальчишка и не мечтал.
— Ваш покойный отец…
— Он мне не отец, — отрезал Бруно.
— Извините. Ваш отчим гордился вами. Хвастался, что вы как никто разбираетесь в часах и рекомендовал вас, как ценного сотрудника.
«Наверное, мы говорим о разных людях», — подумал Бруно. Отчим любил магнолии и «Чайку», но точно не своего пасынка. Не мог он его любить.
— Что ты им наплел? — спросил мальчишка у отчима-призрака, как только вернулся домой.
— Правду, — ответил тот и растворился во тьме коридора.
Как бы там ни было, Бруно надеялся, что на заводе кто-то знает о побочных эффектах. Но — все молчали.
Чертовщина началась в тот вечер, когда разбился отчим. Хотя нет — раньше. Когда Бруно решил отомстить. Если бы не дурацкая засушенная магнолия, если бы не дом и блуждающий по нему отчим, Бруно был бы обычным пареньком и радовался бы этому. Но, возвращаясь с работы, он старательно притворялся, что не слышит их. Что увлечен музыкой или фильмом — да чем угодно. Лишь бы выглядеть нормальным при маме.
Ей и так несладко. После смерти первого мужа она сбежала в другую страну. После смерти второго — заперлась в доме, потому что разучилась бегать. Но она даже не подозревает, что второй муж сидит на подоконнике и поет ее любимую песню, когда она готовит курицу в духовке. Не подозревает, что он пытается вытереть ее слезы, когда она плачет по вечерам.
Бруно сразу понял, что дело в часах. Это они привели в дом то, что сводило его с ума. Тикающий механизм послужил чем-то вроде мостика между миром мертвых и живых. Мальчишка не раз пробовал сломать часы, но его постоянно отвлекал какой-то грохот — то чашка упала, то дверь хлопнула. Иногда он получал по голове свалившейся с полки книгой. Бруно оставил часы в покое и все чаще начал задерживаться на работе. Для мамы нечто в образе отчима не существовало, а у него ехала крыша.
Бруно хорошо зарабатывал, поэтому домашние эксперименты он променял на огромную лабораторию в заброшенной части завода. Чайки ему было мало, он искал слышащих людей, чтобы вместе работать над тикающими сердцами. Бруно приводил кандидатов к себе домой, следил за реакцией, отбирал лучших. Он хотел во всем разобраться, но одного дома было мало.
Вскоре команда Бруно сконструировала сердца Ворона, Воробья, Ласточки и других птиц. И эти птицы разлетелись по поселку. На их циферблатах блестела надпись: «Zahnrad». Кто же знал, что в них заложена программа на самоуничтожение. В корпусы часов прятали гербарий яблонь, магнолий, абрикосов — словом, тех деревьев, что росли в садах хозяев.
Дома никогда не оживали без листьев. Они нуждались в душе, обожающей яблони, магнолии или абрикосы. Мечтали с кем-то разделить свое сердце.
Заброшенную часть завода отстроили и назвали «Zahnrad».
А потом появилась Лида.
* * *
Спустя пятнадцать лет
Бруно любил свой кабинет — здесь оживали сердца. Он никому не доверял своих птиц. Листья, добытые работниками из отдела Zahnrad — Стаей, — хранились в сейфе. Только Бруно знал пароль. Только он имел право связывать таких разных существ. И только он замечал призраков. Стая была слепа. А жители поселка — еще и глухи.
Странно, но… За все время Бруно не встретил ни одного зрячего человека. Да и он сам видел далеко не всех призраков. Должно быть, близорукость, думал он.
У Zahnrad никогда не садились батарейки. А механические не нужно было заводить. Ими управляла другая сила.
Год назад Бруно и его мама переселились в общежитие на заводе. Чайка… умерла. У-мер-ла. Обычно слово. Но почему же, черт возьми, так больно?
В то утро отчим опять стоял на балконе и пил пиво.
— Можешь мне помочь? — произнес он, когда Бруно замер рядом. — Я в курсе, что ты меня не переносишь, но сломай их, ладно? Чайка хочет убить твою мать, я чувствую.
— Ты…
— Мне осточертел этот дом и это море. Я уйду туда, где должен быть.
Бруно посмотрел ему в глаза и с трудом кивнул. Слова застряли в горле. Он побрел к двери.
— Удачи вам, герр Шульц.
Бруно застыл.
— Ты изо всех сил пытался стать плохим отцом, но… У тебя не вышло.
Он собрал чемоданы и увез маму в общежитие при заводе. Вызвал к себе новенького. Бруно ни за что бы не решился сам убить Чайку. Это не в его правилах. Но… зажмуриться он все же не смог. Так и пялился из отремонтированной «Чайки» на того, кто швырнул с балкона бутылку. На того, чья магнолия недавно расцвела.
И вот спустя год у него появилась надежда. Он поговорил с Торой. Поволок ее в ресторан, хоть она и сопротивлялась. Зря — Бруно искал ее не для того, чтобы придушить. Конечно, он же создавал часы, а разве можно ожидать чего-то хорошего от сумасшедшего изобретателя?