Когда возвращается радуга. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Горбачева cтр.№ 51

И по той же самой причине все её четыре венчания проходили не в роскошных столичных соборах, где таинство соединения душ и судеб производил сияющий святостью епископ, а в небольших сельских храмах, со святошами пониже рангом. Что, разумеется, не могло не вызывать зубовного скрежета невесты, привыкшей к блеску и поклонению, но вынужденной самое себя загонять в границы ложной скромности и набожности.

Впрочем, все эти неудобства окупались — не для нетерпеливых мужей, жаждущих её восхитительных ласк, а для самой интриганки, от которой даже дурная слава Чёрной вдовы не смогла отвратить поклонников. «Будто мёдом намазана!» — шептались злые кумушки разных сословий. «Змея!» — шипели благородные обманутые жёны. «Ведьма!» — почти открыто выражались отвергнутые страдальцы. Почти — ибо клевета без доказательств и попытки опорочить честное имя аристократки карались жестоко. А доказательств-то и не было. Сколь угодно можно было предполагать использование приворотных зелий и чар, но ни подкуп слуг, ни слежка, ни тайные обыски комнат в отсутствии хозяйки не позволили обнаружить ни капли подозрительных зелий, ни даже мелка или угля, коим могли бы чертиться каббалистические знаки; ни пучка запретных трав или растений, кроме тех букетов, что частенько обитают в спальнях девиц и замужних женщин вполне благопристойного поведения.

А меж тем злопыхатели просто не знали, где искать.

Никому и в голову не пришло бы — следить за графиней, когда, следуя традиции, после ежегодного Дня всех святых она отбывала в родовую усадьбу, навестить семейный склеп на старом кладбище близ поместья Мортен, неподалёку от замка графов Камилле. А именно там, в пяти шагах от усыпальницы скрывался, если можно так выразиться, кладезь познаний обольстительницы, не отягощённой ни моральными установками, ни постулатами веры, догм которой она придерживалась лишь, чтобы не навлечь подозрений Матери-Церкви; ни совестью, о которой она понятия не имела, ни любовью. Ибо за всю свою жизнь Анжелика дю Мортен-Сансу-Фортран-Камю любила единственного мужчину — своего сына. Остальных она приманивала для достижения определённых целей да удовлетворения самолюбия. От тех, кто выполнил предназначение, но успел надоесть, она избавлялась быстро, ловко, и, не без помощи старой Онорины-ведьмы, настолько виртуозно, что причины преждевременной кончины мужей казались окружающим естественными.

Но в случае с последним, графом де Камю, приходилось повременить.

И не потому, что у короля ни с того, ни с сего закрались глупые подозрения насчёт её хронического вдовства. Не такие уж они и беспочвенные… Но златовласая прелестница умела быть осторожной. Она бы давно избавилась от очередного мужа, причём, как обычно, без сучка, без задоринки, но… Впервые пришлось повременить. Загвоздка оказалась в том, что маленький Пьер, её сын, вдруг привязался к престарелому отчиму и ходил за ним по пятам, а тот, искренне обрадовавшись появлению долгожданного наследника, пусть и не родного по крови, но смышлёного, умненького, жизнерадостного, таскал его за собой по замку, по виноградникам, по погребам и хранилищам, громогласно знакомя «подданных» с будущим господином, и уже составил длинный реестр дисциплин, обязательных для изучения виноделу и землевладельцу. Но, что непонятно, Пьер, ранее исподтишка строящий мелкие пакости предыдущим мужьям матери, внимал теперешнему с таким благоговением, с каким, порой, и более воспитанные дети не слушают родного батюшку.

Поэтому-то, после жёсткого выговора Генриха, охотница на мужчин затаилась.

Пусть малыш Пьер поворкует с новым папочкой. Это пойдёт на пользу её репутации. Она вернётся в усадьбу — и оставит прежнюю холодность и надменность, укрепит славу нежной жены и любящей супруги, и, возможно, даже, вновь допустит старичка к телу… много ли ему надо? От неё не убудет. Но перед отъездом она разберётся с негодяем, преследование и уничижение которого являлось целью долгих лет её жизни. С тем, кто много лет назад, расчищая им обоим проход к реке, не вовремя выпустил из рук отведённую в сторону гибкую ивовую ветвь, и та больно хлестнула следовавшую по пятам за другом и товарищем по играм двенадцатилетнюю Лулу. Это с той поры у неё обозначился над верхней губой шрам, крошечный, еле заметный, придающий своеобразную пикантность, как мушка, а ведь мог бы остаться и безобразной меткой, как на челе герцога Эстрейского, прозванного за своё увечье Троегубым…

Вот с этого-то шрама и началась её ненависть к Филиппу де Камилле.

Анжелика и сама не заметила, когда это чувство перешло в страстное желание завладеть душой и телом обидчика, отомстить, унизить того, кто однажды чуть не сделал её уродиной с безобразным рубцом, чьей грядущей красоте сулили чудесное будущее, прекрасный брак, славу при дворе. И ведь всё это однажды едва не порушилось, перечёркнутое хлёстким ивовым прутом, упущенным много лет назад будущим графом, будущим женихом… Нет ему прощения!

Она-то думала, что своими замужествами не только добилась вожделенных благ, но и порядком измучила этого гордеца. Ведь каждый раз, как опытная охотница, заманивала, подпуская Филиппа всё ближе, ближе, даря надежду, обещая стать, наконец, только его… А потом — резкий прыжок в сторону, под очередной венец — и вуаля! Страдай, красавчик, я опять не твоя! И он страдал, и прощал, и, возвращаясь из дальних странствий, искал с ней встреч… Оставалось совсем немного, чтобы добить его, измотанного многолетними приворотными атаками, ревностью и одиночеством. Скоро с помощью ведьм она наслала бы на него неизлечимое безумие.

А тут вдруг, как снег на голову, сваливается известие, что он… женится!

Может, и впрямь по приказу короля, в политических целях, но не исключено, что он и сам нашёл невесту, чтобы, в конце концов, исполнить свой долг перед родом. У них, у Камилле, все помешаны на родовой и дворянской чести. Как бы то ни было, женившись, он обретёт долгожданный покой и почиет на лаврах домашнего скучного счастья. Ибо… венчаться-то он будет наверняка в Лютеции! Как ближайший друг и соратник короля Генриха, как блистательный дипломат и вельможа. Ему ни к чему прятаться в убогой сельской церквушке…

И первое же «Te deum» из уст столичного архиепископа окончательно сметёт оберегаемый ею многолетний приворот. А ведь его флер так удачно держался, особенно в Османии, среди восточных дикарей, где христианские священники встречаются так редко. Анжелика даже на расстоянии чувствовала силу наговора, а потому — аккуратно дозировала его, время от времени ослабляя поводок, удерживающий волю молодого графа, но иногда и натягивая до предела, усиливая тоску… Этому тоже научила Онорина. Привязанное сердце надо иногда отпускать, шелестела она, чтобы, побыв на свободе, оно вдруг поняло, насколько сладок, хоть и мучителен плен наведённой любви, и как его не хватает. Опять-таки, осторожность не лишняя. На загадочном Востоке достаточно мудрецов и целителей, что смогут заметить постоянную привязку.

Ничего. Анжелика недаром любила сравнивать себя со змеёй — хитрой, мудрой, жалящей стремительно и без жалости — но умеющей при необходимости надолго застывать в неподвижности. Она — Змея. Она — Охотница. У неё достанет опыта и терпения выследить, заманить долгожданную дичь и сделать решающий бросок.