Когда возвращается радуга. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Вероника Горбачева cтр.№ 108

— Только не слишком хорошо живёт-то. При родне, приживалкой. Бельма у ней на каждом глазу-то, говорят; её к себе брат из жалости взял, да только в чужом доме горек хлеб…

Словно невидимая удавка перехватила горло графа.

— Да почему же… из жалости? Почему никто не сообщил? Я же…

Марк помолчал.

— Далече мы с вами были, ваше сиятельство, ежели извольте вспомнить. Я сам-то про неё мимоходом узнал, когда давеча в Эстре в кумом столкнулся да все новости от него узнал. Так-то вот…

Мучительно застонав, Филипп перевернулся на живот и уткнулся лицом в подушку. Бесчувственная свинья, ко всему же, вот кто он.

Как, почему он стал таким?

Почему позволил отцовским догмам заглушить в себе простые человеческие привязанности? «Роду де Камилле более тысячи лет, и ты должен этим гордиться!» «Сын, всегда помни разницу между собой и чернью». «Есть господа — по воле Божией — а есть быдло, недостойное внимания». «Слуги для того, чтобы служить, ты — повелевать. Следи за ними, как за прочим имуществом, держи в строгости, не допускай привязанности — почувствовав себя любимчиками, они начинают мнить о себе слишком много, особенно девки…»

Практически не зная матери, он убедил себя, что это нормально, что ему в первую очередь нужен отец. И всеми силами старался оправдать его ожидания. А учеником он был всегда чересчур старательным.

Когда же наступило отрезвление? Когда с его глаз будто спала пелена, и он увидел себя совсем в ином свете?

Должно быть, в тот момент, когда на него всерьёз рассердилась Ирис. Он тогда искренне бесновался… и вдруг словно что-то щёлкнуло в мозгу: да ведь поступок-то его действительно непорядочный. Гнусный. Слишком долго витая в высокой политике, он, кажется, позабыл, что имеет дело с людьми: они все стали для него предметами. Ильхам — предмет заботы и опеки, а также объект для выражения собственного благородства. Султан с его визирями и советниками — предмет для оттачивания дипломатических хитростей, остроты и быстроты ума. Вдова, на которой велено жениться — предмет, помогающий исполнить волю уважаемого монарха, а заодно и послужащий в дальнейшем средством исполнения долга перед родом…

Когда он превратился в подобие своего отца?

Он не мог сказать точно. Но вспомнил ещё кое-что. Будучи пылким юношей, впервые влюблённым… да, хотя бы и в Лулу! он мечтал о совсем другой семье, скрепляемая любовью и уважением. И, хоть мир уже обрушивал на него жёсткие реалии, и семьи аристократов, с которыми он был знаком, точь в точь повторяли его собственную — всё ещё верил, что у него, Филиппа, всё будет иначе.

Не договариваться с Ирис…

Филипп стукнул кулаком по подушке.

Не договариваться, не искать какие-то соглашения. А узнавать её ближе, разгадывать… Не очаровывать — заслужить её внимание, её, возможно, любовь. Только так.

И к чёрту планы короля.

Главное для Генриха — чтобы вдова Аслан-бея, фея, повсюду несущая с собой благоденствие, оставалась бы во Франкии. Так она уже нашла себе дом в Эстре, и, похоже, успела к нему привязаться. Чего же более? И будет с Его Величества. Пусть удовлетворится этим. Филипп вместе с маршалом приглядят, чтобы цепкие ручки королевы Бесс не перетянули бы ирландку на туманный остров.

А там, дальше — пусть решает судьба и женское сердце.

После ухода мужчин, хоть и принёсших дурные вести, но принявших так близко к сердцу её тревоги, Ирис прилегла и попыталась заснуть. Но, как это бывает при вынужденном насилии над собой, сон не шёл. Несмотря на то, что Фрида в своей комнатушке боялась лишний раз пошевелиться, дабы не потревожить хозяйку, и что ставни на окнах не пропускали звуков с улицы, а постель была в меру мягкой, одеяло — в меру тёплым… В общем, несмотря на множество благоприятных, казалось бы, обстоятельств сон, в который надо было погрузиться не по охоте, а благоразумия ради, не шёл. Девушка даже подумывала накапать себе успокоительных капель, но потом отказалась от этой мысли. Маршал ведь предупредил о раннем выезде, а вытяжка из сока опиумного мака, хоть и сильно ослабленного действия, безусловно, хоть и поможет, позволит окунуться в грёзы или просто забытьё, но… чересчур надолго. Чего доброго, она опять проспит до полудня и потеряет драгоценное время.

Хоть доверие к брату Туку и к крёстному было безоговорочным, слова, что с нянюшкой всё теперь в порядке, утешали слабо. Ведь не зря всю дорогу от Константинополя и до Эстре Ирис старалась держать под рукой сердечные капли, и даже, уезжая, строго-настрого приказала Назарке запомнить, где они хранятся, поделившись с ним заодно и давнишним предостережением эфенди: какое-либо чересчур сильное нервное потрясение может оказаться для Мэгги последним! Ещё до отбытия на «Солнцеподобном Баязеде» немолодая ирландка украдкой нет-нет, да прикладывала руку к груди, стараясь унять учащённое сердцебиение — впервые после трёх-то лет безупречного, как казалось, здоровья! Смерть эфенди, волнение за судьбу приёмной дочери, да и само путешествие по морю не могли не сказаться на её самочувствии, ибо верна народная мудрость, говаривавшая: где тонко, там и рвётся. Оттого-то Ирис и не хотела брать нянюшку с собой в Лютецию.

А сейчас — боролась с чувством собственной вины и самооправданиями.

Да Мэг умерла бы от страха там, в лесу, едва поняв, что на их карету напали!

Жила бы себе спокойно в их новом милом домике, занимаясь хозяйством, спокойно дожидалась бы её приезда… Если бы не эти негодяи. Впрочем, по рассказам Тука, бесчинствовал только старик, второй-то, если и не смог ему помешать, то хотя бы попытался смягчить последствия. Мэг-то он помог, влив немного сил, а вот садик… Девушка сморгнула непрошенные слёзы. Стыдно скорбеть о деревьях и цветочках, когда страдают люди. Но не думать о своей необыкновенной сирени, о пышных маках и скромных ромашках, о каскадах плетущихся роз, каждому бутону которых она безумно радовалась… было мучительно. И никак не получалось выкинуть из головы.

Нет, в первую очередь она должна думать о Мэгги…

Впрочем, напротив, ей нужно вообще ни о чём не думать. Отвлечься, перенести внимание на что-то иное, чтобы затем, освободив разум, попытаться-таки уснуть. Впереди — долгая поездка, и сил для неё потребуется немало, поскольку снова трястись в карете она не намерена; нужно попытаться отвоевать себе право ехать верхом, так намного быстрее. Хоть и не привыкла быть в седле подолгу… но ведь она танцовщица, у неё сильные бёдра и колени и превосходная растяжка, это позволит ей продержаться до позднего вечера. Лишь бы мужчины не протестовали. Вот только для такой езды нужно найти хотя бы шаровары. В европейском пышном платье на лошадь не сядешь, юбки будут задираться до колен. Да и лёгкое бельишко не спасёт от соприкосновения с конскими боками, пусть и покрытыми потником и попоной: этак можно все ноги стереть. Да, нужны шаровары, определённо, и плотные… Поэтому — сейчас надо заснуть, затем встать пораньше и перетряхнуть сундук с платьем.

Кажется, ей всё-таки удалось отвлечься.