Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время - читать онлайн книгу. Автор: Семен Резник cтр.№ 289

В кругу учеников и друзей Жуковский говорил: «Я заключил с Лысенко Брестский мир. Похабный мир» ^[953].

С покаянными речами выступили С.И.Алиханян и И.М.Поляков.

Антон Романович Жебрак не выступил, но затем опубликовал покаянное письмо в газете. В нем говорилось, что он, профессор Жебрак, придерживался научных взглядов, которые считал правильными до тех пор, пока партия допускала разные точки зрения на природу наследственности. Теперь, когда партия заняла однозначную позицию, он, как коммунист, считает себя обязанным подчиниться ее решению и перейти на позиции «мичуринцев». В переводе с партийного новояза это означало, что на вопрос «Жизнь или кошелек?» он отдал кошелек, но тут же добавил: «А все-таки она вертится!»

Это было галилеево отречение, которое потрясло 15-летнюю Музу Раменскую.

Но это уже после сессии.

А на самой сессии еще один «менделист-морганист» попросил слова: И.А.Рапопорт. Можно представить себе, с каким злорадством ухмылялись Лысенко, Презент и другие «мичуринцы», пока он поднимался на трибуну. Сдрейфилта-ки бесстрашный вояка из 7-й гвардейской дивизии

…Юзик осмотрел зал единственным глазом и сказал, что прошедшая сессия – это средневековая инквизиция и охота на ведьм; он, Рапопорт, ни от одного слова не отказывается.

Тут в его единственный глаз ударил луч прожектора. То ли специально был направлен на него, то ли началась киносъемка.

Прикрывая глаз рукой, он сошел с трибуны.

Безумство храбрых.

8.

Понятно, что последнее слово Рапопорта в стенограмму Августовской сессии не вошло. Оно тоже обросло легендами. Его передавали «очевидцы», видевшие, как он, с черной повязкой на глазу, поднялся на трибуну и произнес свои дерзкие слова. Увы, эта пиратская повязка выдает «очевидцев». Когда мне приходилось общаться с Иосифом Абрамовичем, у него на глазу всегда была белая марлевая повязка безукоризненной чистоты. Сейчас опубликовано множество его фотоснимков, сделанных в самые разные годы, от самых ранних, в военной форме, в полевых условиях, до самых последних. Черную пиратскую повязку он никогда не носил.

После сессии ВАСХНИЛРапопорта обрабатывали в парткоме, райкоме, в более высоких партийных инстанциях. Добивались хотя бы формального признания «ошибок». Грозили исключить из партии, давали понять, что возможны и более суровые кары. Он отвечал, что в партию вступил на фронте и предпочитает быть исключенным сейчас, чем потом, когда туман рассеется, все поймут, на чьей стороне правда, и его будут исключать за то, что он от нее отрекся.

Туман рассеется очень нескоро.

О том, как затуманено было общественное сознание, особенно выразительно говорят залихватские народные частушки: их распевали в домах культуры, в концертных залах, в деревенских клубах, они часто звучавших по радио:

После смерти Сталина монопольное положение Лысенко в науке пошатнулось, но ненадолго. Новым покровителем «мичуринской биологии» стал Н.С.Хрущев. Только после его устранения с поста генсека – в октябре 1964 года – Трофим Денисович перестал быть монополистом. Сразу оказалось, что все его теории порождены дремучим невежеством, экспериментальные данные подтасованы, начинания, введенные в практику, принесли многомиллионные убытки.

Но до этого оставалось еще долгих полтора десятка лет.

Из партии И.А.Рапопорта исключили, с работы уволили. С большим трудом он устраивался в какие-то поисковые геологические партии, но и из них его изгоняли. Скитался с ними по стране восемь лет.

В 1957 году академик Н.Н.Семенов, директор Института физической химии, основал лабораторию химического мутагенеза, возглавить ее пригласил Рапопорта. Могучий авторитет академика Семенова, нобелевского лауреата, вице-президента Академии наук, ограждал лабораторию от покушений лысенковцев.

В 1962-м Нобелевский комитет решал вопрос о присуждении премии по медицине. Первыми в списке кандидатов стояли основатели химического мутагенеза Иосиф Абрамович Рапопорт и Шарлотта Ауэрбах. В Комитете помнили, сколь болезненной была реакция советских властей на присуждение премии по литературе Борису Пастернаку. Дабы избежать нового политического скандала, провели зондаж. Рапопорта пригласили в ЦК партии и дали понять, что поддержат присуждение ему Нобелевской премии, если он подаст заявление о восстановлении в партии. Он ответил, что на выход из партии он заявления не подавал, но его исключили. Если хотят восстановить, пусть это сделают без его заявления.

Все попытки убедить, уговорить, припугнуть не действовали. Посулы и перспективы, связанные с нобелевским лауреатством, не соблазняли.

Кремль ответил Нобелевскому комитету, что присуждение премии Рапопорту считает «преждевременным». Побочной жертвой его непреклонности стала Шарлотта Ауэрбах.

На излете советской эпохи Рапопорт был избран членом-корреспондентом Академии наук, ему была присуждена Ленинская премия, присвоено звание Героя труда. Было за что.

На основе его мутагенных форм культурных растений было выведено около 400 районированных сортов; лекарственные препараты, созданные на той же основе, тысячам людей сохранили здоровье, многим спасли жизнь.

Иосиф Абрамович погиб трагически: его достала война. Торопясь на какое-то заседание, он перебегал дорогу и не увидел автомобиля, мчавшегося с левой стороны, где у него не было глаза… Травмы оказались роковыми… Это произошло в 1990 году. В 78 лет он был еще полон сил и энергии.

1.

О том, что 31 июля началась сессия Малой академии, ни в тот, ни на следующий день президент Большой академии понятия не имел. Известить его не посчитали нужным. Новость привез 2 августа сын Виктор. Он был заядлый охотник; прежде чем явиться на дачу к родителям, настрелял уток. Вместе с утками привез свежие газеты. Сергей Иванович в тот день записал: «В “Культуре и жизни” делается выговор за н[аучно]-популярную] серию в Академии, в ЛитГаз[ете] дифирамбы Лысенке. Завтра сам еду в Москву. Сегодня болела голова и почему-то тошнило».

Газета «Культура и жизнь» была органом Управления пропаганды ЦК, «выговор» в ней был тревожным симптомом. Но «триумфы Лысенко», свидетелем коих Сергей Иванович стал в Москве, заслонили всё остальное. Он вернулся на дачу «усталый и простуженный», в следующие дни всё валилось из рук, «небо с тучами и как-то всё нескладно».