Я исчезну во тьме. Дело об «Убийце из Золотого штата» - читать онлайн книгу. Автор: Мишель Макнамара cтр.№ 53

Мы сидим в духоте автомобильного салона и составляем список его стратегических удач. Ищейки, отпечатки обуви и следы шин давали следователям понять, что пути следования он выбирает осмотрительно. Если поблизости имелась стройплощадка, он парковался там, и постоянно снующие вокруг машины позволяли ему быть на виду и в то же время оставаться незамеченным: прохожие думали, что он имеет какое-то отношение к стройке. К дому он приближался с одной стороны, а отходил в другую, так что его не видели приходящим и уходящим, а следовательно, и вероятность запомнить его была меньше.

Обычно брехливые собаки не лаяли на него, значит, он мог заранее задобрить их едой. У него имелась необычная привычка набрасывать плед на лампу или приглушенно включать телевизор, когда он приводил женщин в гостиные: ему хватало света, чтобы видеть, не привлекая внимание снаружи. А его предварительное планирование! Пара из углового дома сообщила, что, вернувшись домой, они нашли дверь кабинета мужа закрытой, что показалось им необычным, а переднюю дверь незапертой – вероятно, они забыли ее запереть. Позже они подумали, что он уже тогда находился в доме, возможно, спрятавшись среди пальто в шкафу в коридоре, ожидая, когда невнятные голоса стихнут, а свет, видимый между дверцами шкафа, погаснет.

Тут в моем разговоре с Хоулсом возникает пауза – я уже научилась предвидеть ее при обсуждении этого дела. Наступает отрезвление. Вербальный поворотный момент сродни тому, когда ты слишком увлеклась разговором о своем бывшем, спохватилась и сделала паузу, чтобы подчеркнуть, что бывший, о котором идет речь, само собой, никчемный кусок дерьма.

– Ему прекрасно удавались преступления в его стиле, – говорит Хоулс, – но по боковой стороне здания на веревке он не спускался. И не делал ничего такого, что указывало бы на наличие специальной подготовки.

Родители Хоулса родом из Миннесоты, и в его речи сохранился дробный среднезападный ритм, но, когда он говорит о том, что НСВ не отличался особой ловкостью, его голос теряет темп, слова звучат неубежденно и неубедительно. Мы переходим к следующей легко узнаваемой стадии анализа дела – внутренним спорам.

– Он отчаянный. НСВ. В том-то и дело, – говорит Хоулс и нехарактерным для него движением сжимает зубы. – Проникновение в дом отличает его от других преступников. Например, от «Зодиака», преступления которого во многих отношениях были какими-то трусливыми. Он нападал в укромных уголках, где прячутся парочки. Издалека. А когда заходишь в дом – это совсем другой уровень. Особенно когда в этом доме находится мужчина.

Мы говорим об обойденных вниманием жертвах-мужчинах. Он рассказывает мне, как однажды в Стоктоне ему понадобилось допросить пострадавшую женщину, на которую напали вместе с ее мужем. Хоулс решил сначала созвониться с мужем, рассудив, что тот спокойнее воспримет неожиданный звонок. Муж вежливо объяснил Хоулсу, что его жена вряд ли захочет говорить о том нападении. Она похоронила воспоминания о нем. И не желает воскрешать их. И тем не менее муж нехотя пообещал передать вопросы Хоулса жене. Хоулс не усмотрел в этих словах ничего особенного и решил, что дело гиблое. Через несколько месяцев жена наконец связалась с ним. Она ответила на вопросы Хоулса. И сказала, что помогает ему охотно. Она была готова оживить воспоминания. В отличие от ее мужа.

– Это не у меня, а у него проблемы, – призналась она.

Жертвы-мужчины родились в сороковых и пятидесятых годах – для того поколения психотерапия была преимущественно чуждым понятием. В полицейских отчетах гендерные роли четко определены. Детективы спрашивают женщин, куда они ходят за продуктами, а мужчин – о запорных механизмах на окнах и дверях. Женщинам накидывают на плечи одеяло и увозят в больницу. Мужчин спрашивают, что они видели, а не что чувствовали. У многих пострадавших-мужчин имелся опыт армейской службы. У них были кладовые для инструментов. Их, деятелей и защитников, лишили возможности действовать и защищать. Их бешенство проявлялось в деталях: один муж перегрыз веревки на ногах жены.

– Последствия травмы во многом ощущаются до сих пор, – говорит Хоулс, заводя машину.

Он отъезжает от бордюра. Угловой дом скрывается из виду. К одному из дел приложена краткая рукописная записка пострадавшей женщины – симпатичной молодой матери милой малышки. Записка адресована старшему следователю и написана через пять месяцев после нападения.

Род, прилагаю:

а) список пропавшего имущества и

б) список чеков, выписанных в июле – августе.

Все украшения были украдены либо из комода в нашей спальне, либо с туалетного столика. Для остальных вещей указано, где они находились. Очень надеюсь, что больше ничего не понадобится, так как мы отчаянно пытаемся вернуть нашу жизнь в привычное русло. Уверена, мы оба понимаем, в каком мы положении.

Удачи в расследовании!

Разумный, прямой и уравновешенный тон. Даже бодрый. Он изумил меня. Некоторые люди, думала я, читая эту записку, способны оставить позади ужасные, травмирующие события и жить дальше. Через несколько страниц в том же деле нашлось еще одно короткое сообщение, на этот раз написанное рукой помощника шерифа. Эта семья больше не живет в округе Контра-Коста, говорилось в записке. Они перебрались в город, находящийся за несколько сотен миль от их прежнего места жительства.

Удачи в расследовании!

Я расценила это пожелание как свидетельство оптимистичного настроя. А на самом деле оно означало прощание.

Мы едем на восток. Второе нападение в Конкорде случилось через неделю после первого и на расстоянии менее полумили. Хоулс тормозит перед знаком остановки и указывает на улицу, перпендикулярную нашей, снова сверяясь со своей мысленной картой октября 1978 года.

– Здесь тогда велось строительство, и строительные рабочие, грузовой транспорт двигались по этой дороге, – он показывает на проезжую часть, где стоим мы, – или по вон той, чтобы добраться до стройки.

Из двух основных транспортных артерий, которые вели к стройплощадке в октябре 1978 года, объясняет Хоулс, одна дорога проходила мимо места первого нападения, другая – мимо второго. Я вспоминаю, что Хоулс считает, будто бы НСВ приезжал сюда на работу.

– Он был рабочим? Строителем? – спрашиваю я.

– Как раз такую возможность я и изучаю, – отвечает он.

Я обращаю внимание, что он назвал возможность «такой», а не «этой».

– Вы знаете, кто вел строительство на этом месте?

Он не отвечает, но, судя по выражению его лица, знает.

Мы подъезжаем ко второму в Конкорде месту преступления – еще одному одноэтажному L-образному дому, на этот раз кремовому с зеленой отделкой. Почти всю площадь маленького двора перед домом занимает гигантский дуб. Ничто в окрестностях не указывает на то, что здесь живут люди, у которых много свободного времени. Никто не гуляет с собакой. Не отправляется с айподом на прогулку спортивным шагом. Лишь изредка проезжают машины.