Смыжи - читать онлайн книгу. Автор: Петр Ингвин cтр.№ 24

Мишка скривился:

— Первое, как ты понимаешь, возможно только между супругами, второе тоже в прошлом, защита организма обнуляет химическое воздействие, а рок-н-ролл слушают только ископаемые динозавры вроде тебя. У нас девиз более древний, от коммун восемнадцатого-девятнадцатого веков: свобода, равенство, братство!

— Чем ваши свобода, равенство и братство отличаются от общепринятых?

Милица поняла, что в потоке папа с сыном на отвлеченные темы не разговаривали, иначе тон дискуссии был бы пониже.

— У нас все общее — птерики, дома…

— Дети, мужья, жены…. — ехидно продолжил Максим Максимович.

— Не передергивай! Нормы морали никто не отменял!

Казалось, еще чуть-чуть — и Мишку бросит в слезы. Тильда погладила его по руке и вновь сосредоточилась на поедании салата.

Йенс прислал текстовое сообщение:

Милица улыбнулась: сколько же он раздумывал, как к ней обратиться? В своей среде на такие мелочи не обращаешь внимания, все получается само собой, а датчанину, привыкшему к специфическим условиям, где, например, в языке даже слову «пожалуйста» нет эквивалента, а муж с женой везде, включая постель, обращаются друг к другу «господин» и «госпожа», чужие порядки даются с трудом. Давно установилось: в местах иных традиций нужно придерживаться местных, не забывая собственных. Это сложно, но исполнимо. К сожалению, люди часто и надолго впадают в ступор в самых простых ситуациях. Для Йенса сухие «херр» и «фру» по отношению к чужакам слишком отстраненны, а обращение по имени — излишне фамильярно и может обидеть. Он и выбрал совмещение: общая форма плюс имя.

Милица одними губами нашептала ответ:

— Большое спасибо, это очень любезно, и фрекен очень рада предложению. Если она соберется, то обязательно известит, но сейчас просит извинить, потому что у нее другие планы.

Сидевший слева Вадим Геннадьевич на миг поднял на нее отсутствующий взор и вновь погрузился в собственные мысли. С правой стороны Юля ничего не заметила, она обсуждала с инженером Бурыгиным последние новинки «неожиданного искусства» и горячо спорила, что это именно искусство. Ее собеседник придерживался противоположного мнения.

Йенс прослушал ответ и понимающе кивнул.

Максим Максимович огладил ладонью бороду:

— Получается, личную собственность вы, дорогие мои ликвидаторы, ликвидировали не до конца?

— Папа, прошу тебя — не перебарщивай, — спокойно сказал взявший себя в руки Мишка. — Супруги — не имущество друг друга. Да, дети у нас воспитываются вместе, но лишь потому, что родители заняты, и приходится поочередно выступать воспитателями. А главное олицетворение собственности — деньги — у нас действительно общие, за пределами коммуны мы пользуемся общим кошельком.

— Как будто личных не хватает, — буркнул Йенс.

— Они не бесконечны, — возразил ему Мишка. — У коммуны больший простор для возможностей, чем у каждого отдельного члена.

— И что же хорошего вы сделали для мира со своими выросшими возможностями?

— Пока ничего. Мы копим. В планах — колонизировать один из астероидов или спутников Юпитера и перевезти нашу коммуну туда. Нас не устраивает постоянный контроль правительства, мы хотим жить сами, так, как хотим, без оглядки на чужое мнение.

— А у вас не будет правительства? — удивился Максим Максимович.

— Мы сами будем решать, кто чего достоин.

Максим Максимович покосился на Раису Прохоровну. Она развела руками. Старшее поколение за столом в полном составе качало головами или пыталось сдержать улыбки.

— Ты хорошо учил историю в школе? — спросил Максим Максимович.

— А то ты не в курсе, — окрысился Мишка.

— Прежде, чем лететь на Юпитер или еще куда-то, пересмотри учебники младших классов новым взрослым взглядом. Есть большой шанс, что лететь расхочется. И у меня появилось два вопроса по поводу денег. Что именно вас не устраивает в системе, где каждому изначально начисляется достаточно для жизни, а если для чего-то требуется больше, после обоснованного обращения ему на это дает правительство?

— Считается, что большие запросы сообщают о человеке, что у него личное выше общего, то есть, у него проблемы с психикой. К таким относятся как к больным. Кому же это понравится? — Мишка опустил глаза. — Мы просили на колонию, нам отказали.

— Под каким предлогом?

Ответила Раиса Прохоровна:

— На эту сумму можно дать Марсу атмосферу и переселить туда миллионы людей. Были бы у нас такие возможности…

— Не хотите на Марс? — поинтересовался Максим Максимович.

— Там тоже будут правительство и контроль, — пробормотал Мишка.

— Они будут везде. — Максим Максимович выразительно развел ладонями. — Вообще не понимаю: зачем нулям другая планета? Там — тот же поток, а чтобы добраться и наладить жизнь, вам придется утруждать себя долгим опасным перелетом и обустройством на новом месте…

Милица машинально кивнула: все правильно, нули не любят передвижений, они даже на собственную свадьбу выбираются из берлог лишь под угрозой игнорирования обществом.

— Обустроят нас роботы, — безапелляционно заявил Мишка. — А улететь нужно, чтобы никто не стоял над душой и телом. Мы хотим настоящей свободы.

А вот эта, последняя, фраза — глупость. Желание свободными людьми «настоящей свободы» всегда заканчивалось кровью и диктатурой, Мишке действительно стоит перечитать учебники младших классов. Впрочем, он же нуль, значит, не перечитать, а пересмотреть. К тому же, когда информация ушла, он ее не воспринимает в полном объеме, пока вновь не выведет перед собой.

— Ну-ну. — Максим Максимович огладил ладонью бороду. — Чудесная мечта. И, главное, какая оригинальная и насколько продуманная до мелочей: обустроят другие, иерархия отменена, никто никому не подчиняется и ни за что не отвечает… Думаешь, до вас это никому в голову не приходило?

— Приходило, — не стал возражать Мишка. — Но сейчас другие времена и возможности. И люди другие.

— Глядя на тебя, — вздохнул Максим Максимович, — в последнем я сомневаюсь.

Тильда в дискуссию не встревала. Половиной сознания она плавала в потоке, где все просто и понятно и где царствует реальная настоящая свобода, без каких-либо ограничений кроме золотого правила нравственности. Вторая половина сознания внимательно наблюдала за гостями и их разговорами. У Тильды, наверняка, было, что сказать новым папе и маме и прочим гостям, но все, что она могла сказать, было цитатами или компиляцией чужих мнений из потока. Долгого спора она не выдержала бы и потому благоразумно молчала. Дескать, пусть муж говорит, раз у него получается. А она его поддержит, если понадобится.