О теле души - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Улицкая cтр.№ 12

Салих таких фотографий заказал двенадцать штук, одна долгое время жила у Веры Иванны, она ее то вешала на стенку, то снимала, в зависимости от фаз луны, точнее, от фазы ее отношений с дочерью и политических зигзагов.

Государство Ирак было еще хуже нашего – там вообще ничего не поймешь, не то Восток, не то Запад, не то друзья, не то враги, а от Салиха невозможно было ничего добиться, он, кроме математики, вообще ничего знать не хотел. Отчим Лилин, дядя Коля, политикой интересовался, хотел вникнуть, где наши-то… Ясности не было.

Свадебные фотографии Салих отослал с дипломатической почтой в Ирак многочисленным родственникам и вызвал тем полное смятение: женился неизвестно на ком, не по правилам. Фатьма-ханум, мачеха Салиха, принявшая его младенцем из рук матери и любившая его едва ли не больше двух сыновей, что родила овдовевшему отцу Салиха, разглядывала эту парадную фотографию со смешанным чувством негодования и восхищения. Ей понравилась эта дерзкая стриженая девушка и нравился Салих, который в своей жизни делал все не так, как того требовали обычаи. В конце концов она положила фотографию в шкатулку, завернув в кусок шелковой ткани.

Из всего множества людей, окружающих Салиха в Москве, было всего двое, заслуживающих его внимания, – молодой сотрудник иракского посольства Хасан, с витающей над ним будущей большой карьерой, и средних лет русский математик Яков Хазин, научный руководитель Салиховой диссертации. Первый посоветовал ему снять частную квартиру для семейной жизни, а второй сказал, что женат никогда не был и не рискнул бы пробовать.

Первой рекомендации Салих незамедлительно последовал, снял однокомнатную квартиру на Ленинском проспекте, в пешеходном, хотя и не близком, расстоянии от университета. Жена переехала туда сразу же, как у Салиха появились ключи. Так разрешилась первая из имеющихся проблем: жить в шильцевской комнате, даже за предполагающейся перегородкой из занавески, супруги дружно отказались, обидев тем самым гостеприимную тещу.

– Скатертью дорога, – фыркнула она и не дала дочери никакого приданого.

Сначала Салих удивился, потом возмутился, а потом успокоился. Всюду свои порядки: в конце концов, и он никакого «махра», то есть выкупа, за невесту не давал и трех принятых свадебных даров не подносил, а только купил два золотых кольца, зато и родители невесты свадьбу не устраивали – счет в ресторане, где устраивали свадебный обед, он оплатил сам, а теща с тестем даже бровью не повели.

К тому времени, как обрученные пошли расписываться, Салиху его невеста все больше нравилась – особенно своей строгостью: о поцелуях и речи не было, и грудь ее, вложенная в лифчик с чашечками, напоминающими чепчик младенца, – о чем Салих не знал, не ведал, – заманчиво выпирала вперед, притягивала все мужское существо и торопила то время, когда, наконец… но была она неприкасаема и недоступна. Это была та проблема, на разрешение которой ушли первые три месяца брака. Девственность Лили, упорная, не желающая сдаваться, оторвала его от написания диссертации, потому что все силы его недюжинного интеллекта буксовали, привычное напряжение переместилось в место, мало пригодное для умственного творчества.

Сразу после свадьбы Лиля открыла мужу свой хранимый до времени секрет: она теперь студентка и с первого сентября уже ходит на занятия в институт, где учиться будет на педагога. Салих удивился: жена его оказалась совсем современной женщиной, хочет получать образование, и он отнесся к этому известию с уважением. Главной его проблемой в первые месяцы брака было не высшее образование жены, а ее дефлорация.

На исходе третьего месяца, после увещеваний, слез, решительных действий, нешуточной борьбы, не доходящей – надо отдать должное благородству мужа – до прямого насилия, Салих добрался до желанного места. Блаженство заключалось в самом свершении, обе упитанные груди лежали, не вполне умещаясь, в ладонях, а измученный жезл пробил так долго не сокрушаемое препятствие. Оба плакали – Лиля от оскорбления и боли, Салих – из-за тонкости нервной организации.

Как вскоре выяснилось, священный плод брака завязался незамедлительно. Лилю это вовсе не обрадовало: ей нравилось иметь мужа-иностранца, но ребенка, по ее прежним планам, одна должна была рожать после окончания института.

Последующие месяцы прошли под флагом взаимного поражения. Впрочем, поражение прошло незамеченным обеими сторонами: Лиля, никогда об эротических шалостях ничего не ведавшая, – во дворе ее детства царило отношение к половой жизни как к интересной непристойности, а заграничное слово «секс» тогда еще не вошло в жизненный обиход, – свела супружеский обряд к еженедельной обязанности, к тому же когда выяснилось, что она беременна, то это обстоятельство Лиля регулярно использовала, старалась «замотать» супружеские упражнения, ссылаясь на препятствие со стороны природы. Что же касается супруга, он испытал некоторое разочарование: брачные радости, в их литературных описаниях, представлялись более захватывающими, чем скромная реальность. С другой стороны, он с детства знал о своем интеллектуальном превосходстве перед братьями и сверстниками: голова у него работала несоизмеримо лучше, и восторги, которые полагались молодым мужчинам от общения с плотненькими женщинами в реальности и с девственными гуриями в посмертии, он отнес к числу многочисленных предрассудков малообразованных людей…

Во всех прочих отношениях Лиля оказалась прекрасной женой: она научилась безукоризненно гладить белые рубашки, правильно варить рис, в наемной квартире соблюдала чистоту и тщательно чистила ковер, который Салих купил сразу же, как только они переехали. Лиля все успевала и по утрам училась в институте. Салиху и это в ней нравилось.

Взаимопонимание налаживалось: Лилин английский крепчал и обогащался, чему способствовали занятия в институте. Для Салиха это было приятной неожиданностью – русский язык шел у него самого плохо. Зато Лиля говорила по-английски бойко, и некоторая топорность быстро выправлялась от одного общения с мужем.

Изредка навещавшая дочь Вера Иванна никак не могла взять в толк – удачно она тогда зацепила жениха или промахнулась. Он был вроде и обеспеченный, но жадноват. Дядя Коля хотел подкатиться денег занять – продавалась у одного мужика в его эмгэбэшном гараже подходящая машина, не очень старая, вполне ничего, мотор перебрать, и еще побегает. А зятек с порога сказал: нет, я учусь пока, родители мне до сих пор помогают. Вот стану сам зарабатывать, тогда поговорим. Может, Салих сказал и поласковей, но Лиля усилила перевод, потому что знала манеру матери и ее муженька грести все в свою сторону. Здесь у молодоженов было полное взаимопонимание…

Лиля между тем подурнела, ее умеренная красота пошла пятнами, живот устремился вперед прежде положенного времени – это от узости таза, как объясняла врач из районной женской консультации в Дегтярном переулке, по месту прописки. Тамошняя врачиха, старая еврейка с нежными усами, по фамилии Берман, была более чем знакомая, к ней с довоенных времен ходили все беременные тетки из двора, и сама Вера Иванна под ее наблюдением рожала Лилю. Вот эта Берман каждый раз кряхтела, когда Лиля к ней приходила, и на седьмом месяце сказала, что кесарева сечения не избежать. То есть избежать-то можно, но лучше не рисковать, у первородящей с таким сложением есть большая опасность, что сама не разродится…