От потрясения она роняет мягкую подушку, которую сжимала в руках. Подушка падает на плюшевый ковер с мягким шлепком – пуф! Она долго сидит и таращится на подушку, выпавшую из рук, пока ее не настигает очередное прозрение.
Она ведь может уйти отсюда, спуститься вниз! Признаться, она всегда могла это сделать, но ей казалось, что тут ее место, что ей суждено сидеть здесь. Никто не бросает свое место, иначе можно потерять его. Какой ужас! Она начинает учащенно дышать, заглатывает пыль, хрипит и кашляет.
Но нет, она здесь не для того, чтобы собирать пыль. Она осторожно начинает спускаться. Ставит одну ногу на спинку кресла, где, бывало, сиживал Рональд, держа ее ноги в своих руках. Она тянется к стене, ища опоры, и пальцы ее цепляют сушеную форель. Нога в гладком чулке скользит по ручке кресла, и она непроизвольно хватает рыбину, срывая ее со стены, поскольку форель, как оказалось, держится на одном гвозде. Какое легкомыслие! Ее мужу следовало надежнее укрепить столь ценный трофей. Эта мысль вызывает у нее улыбку. Итак, она падает в кресло, а сорванная с гвоздя форель крушит стеклянный шкафчик внизу, где выставлены спортивные награды, и тот с грохотом и звоном обрушивается на пол. Затем наступает тишина.
Она нервно хихикает.
Потом осторожно, медленно, опускает ноги вниз и встает, хрустя затекшими суставами, на ковер, который она так долго рассматривала сверху, такой знакомый на вид и незнакомый на ощупь. Она шевелит пальцами в мягком ворсе, топчет толстый плюш, точно хочет укорениться среди этих новых для себя ощущений. Она оглядывает комнату, которая кажется ей совершенно чужой при взгляде с другой точки, и понимает, что для начала необходимо здесь кое-что изменить.
Вернувшись из паба, Рональд застает ее за работой. На полу, среди осколков стекла, валяются его спортивные трофеи. Бурая форель таращит из кучи мусора мертвый глаз.
– Там такая пылища, – тяжко переводя дух, объясняет она и снова с размаху бьет клюшкой для гольфа по деревянной полке.
Полка трещит. Она пригибается, он в страхе приседает на корточки, прячась от разлетающихся во все стороны щепок.
Видя его испуганное лицо, прижатые к голове руки, она не может удержаться от смеха.
– Знаешь, у моей матери в гардеробе была куча шикарных сумочек, и для каждой чехол, предохраняющий от пыли – так она над ними тряслась. Ей было жаль носить свои сумки просто так, она все ждала особого случая. Так и не дождалась до самой смерти. Все выходы в свет были для нее недостаточно особые. Она, бывало, пеняла мне, что я не ценю вещи. И будь она сейчас здесь, я бы сказала ей, что она была неправа. Запасать – не значит ценить. Вещи нужно использовать, реализуя их ценность, а не держать взаперти.
Рональд молча открывает и закрывает рот, точно сушеная форель, что лежит на полу среди обломков.
– Итак, – объявляет она, снова ударяя клюшкой в стену, – я остаюсь здесь!
Вот и весь рассказ.
3
Женщина, у которой выросли крылья
Врач сказал, что это гормональное, как волоски, что порой появляются у нее на подбородке после рождения детей. Дело в том, что с некоторых пор ее позвоночник стал походить на ствол дерева, потому что позвонки в одном месте увеличились и торчат из спины под натянувшейся кожей точно ветви. Врач посылал ее на рентген и исследование плотности костной ткани, пугая остеопорозом, но она отказалась. Она не чувствует болезненной слабости, наоборот – в ее теле пребывает сила, крепнут спина и плечи. Когда они одни, мужу нравится водить пальцем по ее спине, щупая выпирающие кости. Она раздевается догола и рассматривает себя в зеркале. Со стороны кажется, что у нее растет горб, и, когда бы не распирающая тело неведомая мощь и не просторный хиджаб, что надежно скрывает загадочный вырост на ее плечах, впору было бы испугаться и носу не казать за порог.
Они недавно в этой чужой стране. Возле школы мамаши всегда исподтишка рассматривают ее, пока они с детьми проходят мимо, хотя и пытаются скрывать свое любопытство. Эти ежедневные проходы сквозь толпу для нее настоящее испытание. При виде школьных ворот она невольно стискивает руки детей и прибавляет шагу. Она идет не дыша, почти бежит, опустив голову и пряча глаза. Изредка ей в спину отпустят комментарий, но люди в этом гостеприимном городе гордятся своей вежливостью и образованностью, истинное их отношение понятно из ощущения, которое витает в воздухе. Не обязательно говорить, чтобы запугать. Она выживает среди многозначительного молчания, кожей чувствуя косые взгляды, а город, между тем, проводит скрытую работу, готовит новые правила и ограничения для чужаков вроде нее, которые и выглядят не так и ведут себя иначе, чем принято здесь. А эти добротные школьные ворота – они защищают детей. Матери похожи на мощный пчелиный рой, зорко охраняющий малышей. Если бы они знали, как много у них с ней общего.
И пусть не сами матери корпят над законами, что призваны осложнить жизнь ей и ее семье, но такие, как они. Их мужья и любовники. После партии в теннис, прохладного душа и чашечки кофе они идут в кабинеты, чтобы принять решения, запрещающие беженцам и иммигрантам приезжать в их страну. Этакие добряки, любители капучино и тенниса, завсегдатаи благотворительных завтраков, которым больше дела до книжных ярмарок и распродаж выпечки, чем до человеческой порядочности. Они настолько хорошо начитанны, что при виде иммигранта вторжение пришельцев из фантастического романа начинает казаться им реальностью и внутри зажигается красный сигнал тревоги.
Она чувствует на себе взгляд сына. Ее мальчик – дитя войны, как зовут его в семье. Он родился в военное время, когда вся жизнь пошла прахом: рухнуло материальное благополучие, мораль, общественные связи. Он живет в постоянном страхе, напряженно ожидая чего-то ужасного, подвоха от судьбы на каждом углу, подлости со стороны любого встречного. Он всегда настороже, он не умеет расслабляться и по-детски радоваться жизни. Она улыбается, чтобы ее тревога не передалась ему через их соприкасающиеся руки.
Это повторяется изо дня в день – утром и еще раз, когда она приходит забрать детей после уроков. Ее трясет от волнения, и сын не может не чувствовать это. И когда ее оскорбляют в супермаркете или когда ее муж – высококвалифицированный инженер – пытается вежливо убеждать, что он способен на большее, чем подметание полов и другая черная работа, за которую он берется, чтобы они могли выжить. Однажды до нее доходит слух, что мечети в Канаде неправильно построены относительно Мекки, что они смещены на несколько градусов. Она, мягко говоря, потрясена. Но у нее есть теория, что земная ось смещена тоже. Если бы она могла, она бы полетела в космос исправить угол ее наклона, чтобы Земля вращалась правильно.
Ее бесит, что муж благодарен за все, что они получают. Почему они должны быть признательны за то, что они зарабатывают тяжелым трудом? Будто они голуби, клюющие крошки, которые бросают им прохожие.
Они с детьми поворачивают за угол – и вот она, школа. Она сосредоточивается, пытаясь не обращать внимания на пульсирующую боль в спине. Спину ломило всю ночь, и даже массаж, который делал ей муж, не помог. Когда он уснул, она легла на пол, чтобы не тревожить его. В спине тянет и стреляет постоянно, но особенно когда она злится, когда от злости ей хочется схватить мир за шкирку и как следует его встряхнуть.