Жёстко и угрюмо - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Рубанов cтр.№ 13

– Сядь, – велел он Петру. – И раздевайся. Там ничего нет, царапина.

– Печень не задета? – сипло осведомился раненый.

– Печень с другой стороны, – сказал писатель. – Давай, снимай шмотки.

Пётр медленно поднял руки, неточными пальцами стал расстёгивать пуговицы. Вернулся «Иисус», протянул швейную иглу и полотенце.

– Ниток нет.

– Выдерни откуда-нибудь.

Автор психоделических акварелей посмотрел непонимающе. Писатель велел ему раздеть пострадавшего, вышел в коридор, бегло изучил свисающие с крючков верхние одежды, нашел ветхое пальтецо с облезлым меховым воротником – очевидно, собственность старухи, не желающей умирать, – и аккуратно вытянул из подкладки кусок нитки нужной длины.

Водки тоже не нашлось – но нашёлся коньяк. Писатель отправил «Иисуса» успокоить девушку и двумя стежками стянул края раны. Пётр – у него было серое тело с плотными жировыми складками на талии – выл и сучил ногами. Половину бутылки писатель влил ему в рот, половину – на голое мясо. Хотел хлебнуть сам, но коньяк, судя по запаху, был дрянной подделкой.

Финал операции испортила девушка: вырвавшись из слабых рук «Иисуса», она подскочила – захрустели осколки – и попыталась ударить лежащего ногой. Тот оскалился и витиевато пообещал нападавшей скорую мучительную смерть.

Писатель встал.

«Пётр – значит “камень”», – вспомнил он.

В конце коридора нашёл ванную комнату, она ему понравилась – огромная, гулкая, окно с обширным подоконником. Писатель подумал, что в тёплый летний день здесь хорошо погрузиться в воду, допустим, по грудь, и подставить мокрое лицо и плечи свежему уличному ветру.

Смыл с рук кровь, внимательно осмотрел пальцы, ногти. Оставалось надеяться, что раненый не болен гепатитом или чем-нибудь подобным. Посмотрел на себя в зеркало. Вдруг ощутил озноб. «Выброс адреналина, – решил он. – Или наркотик действует. У нас в Москве трава южная, казахская или таджикская, а здесь – север, Европа; черт знает, откуда они её берут. Может, действительно в Голландии. Или сами растят…»

Куртку застегнул на ходу, уже в коридоре; проверил карманы. Возле двери обернулся. Пётр сидел, привалившись к стене, «Иисус» гладил по голове беззвучно рыдающую девушку. Под железным чайником мирно горело жидкое синее пламя.

– Сходите в аптеку, – сказал писатель, поворачивая ручку дверного замка. – Купите бинт. И антибиотики. Наложите повязку.

– Пошёл нахуй! – крикнула девушка, отталкивая «Иисуса» и выкатив белые от гнева глаза.

Писатель согласно кивнул.

Совет был, в целом, вполне дельный.

На лестнице ещё раз проверил карманы и содержимое рюкзака; деньги и документы лежали на своих местах.

«Малой кровью», – подумал он, отжимая массивную дверь и выбираясь под чёрное небо.

Вдоль по Литейному проспекту гулял ветер. Писатель сразу увидел горящие окна круглосуточного магазина и зашагал целенаправленно.

Он не любил греться алкоголем, считал такой способ малокультурным, но иногда, в малокультурных обстоятельствах, необходимы именно малокультурные поступки. Писатель купил флягу виски, с отвращением сгрёб в ладонь сдачу в виде нескольких монет (никогда не любил медные деньги), свернул в первую же подворотню и выпил половину.

«Если бы ты был настоящим, старой школы писателем, – сказал себе он, – сейчас ты нашёл бы открытый бар, устроился на краешке стола и взялся за работу. Вот именно сейчас, в три часа ночи, когда руки ещё пахнут чужой кровью, и не кровью врага, а кровью случайно встреченного глупца, незначительного обывателя. Когда в голове – дым марихуаны, а во рту – вкус поддельного польского вискаря. Когда по шее вниз, на спину, текут ледяные капли. И ты писал бы не о холоде и могильной сырости. Не о дураках, не о ревности, не о жадности, не о бедности. Ты наполнил бы свою повесть солнечным светом и запахами тропических цветов. Солёные океанские брызги летели бы на загорелые лица твоих героев. Они любили бы друг друга и умирали молодыми».

Он пошёл, чувствуя прилив сил. Точно знал: если найдёт открытый бар – сделает, как до него делали другие. Сядет и напишет. Более того: если не найдёт подходящего заведения, поедет на вокзал – или даже дойдёт до него пешком, – купит билет на первый же утренний поезд, потом устроится в зале ожидания и всё равно напишет.

Нельзя приехать сюда – и ничего не написать.

Этот город состоял из чёрной воды и чёрного камня. Вода была внизу, в каналах и реках, и наверху, в воздухе.

Он шёл и ловил себя на ощущении, что дышит водой.

Наверное, местным жителям не помешали бы жабры; особенно сейчас, поздней осенью. Или совсем особенные органы дыхания, сделанные из камня. Гранитные альвеолы и трахеи.

Кроме воды и камня, город состоял из культуры.

Триста лет назад здесь появился юный, наполовину безумный, дьявольски решительный и энергичный царь, повелевший отстроить в болотах каменный город: культурные ворота в остальной мир. Даже имя царя – Пётр – значило «камень». Разумеется, сначала речь не шла о перевозке живописных полотен и музыкальных инструментов – нет, царю с каменным именем требовалась другая культура, начальная, самые основы культуры. Как строить дома, как вести торговые дела, как вычислять путь по звёздам. Как лечить болезни, как вязать узлы, как сажать картофель. Художники и музыканты появились потом, спустя десятилетия. Уже после смерти каменного царя поэты и писатели завершили его дело: сочинили оды и романы, превратив каменный город в прочную легенду.

Известнейшая поэма лучшего из живших здесь литераторов называлась «Каменный гость».

Писатель шёл, вдыхал воздух – столь холодный и сырой, что мёрзли края ноздрей, – и думал, что камень – бессловесный и равнодушный – был и остаётся наилучшим проводником культуры.

Триста лет здесь умирали от голода и непосильного труда. От цинги, туберкулёза и сифилиса. Ради каменной столицы император с каменным именем уничтожил почти половину мужского населения страны. Но своего добился: теперь в стране был город, излучавший культуру, как радиацию.

Царь действовал в старой, тысячелетней традиции, он любил свой народ и не жалел его. Он уничтожил миллионы подданных, а для их детей основал университеты, храмы и музеи.

Город вырос из идеи о культуре, как злак из семени.

Думая об этом, писатель дошагал до вокзала, не найдя ни одного открытого заведения. Войдя в тёплый, гулкий зал, сразу ощутил слабость.

Работать уже не хотелось.

Он купил билет. Кассир покосился на его рукав. Писатель отошёл в сторону, посмотрел – на обшлаге рубахи осталась чужая кровь.

Потом сел на пластиковую скамью и сочинил короткую историю о человеке, который злится на себя и любит людей.

Спустя двенадцать часов он вернулся домой. Вечером того же дня приехала его жена, – он поймал себя на том, что искренне рад её видеть.