Мартин пораженно покачал головой. А ведь он так доверял ему, что чуть было не рассказал о своем плане побега и о том, что его новый напарник Лукас сможет избавить их от оков.
— Так по этой причине каждый новичок определяется с тобой в пару на первое время работы? — спросил Мартин, подойдя к старику почти вплотную. — Чтобы ты промывал ему голову и вытягивал из него информацию? Ведь так и было со мной!
Старик опустил глаза в пол и молчал.
— Что же нам с ним делать? — спросил Мартин, обращаясь к Даймонду.
— На ваше усмотрение. Если вы действительно хотите устроить побег, то уже завтра вас будет охранять такое количество человек, что даже при численном превосходстве у вас не останется никаких шансов.
— Я ничего не расскажу! — Мориц поднял руки к лицу и заплакал, как маленькое дитя. — Только оставьте меня в живых. Я и сам не прочь сбежать отсюда, чтобы вернуться к семье. Я уйду с вами…
— Нет у тебя никакой семьи, — прервал Даймонд. — Если я правильно помню, ты донес на родителей собственной жены и она, вместе с ними, отправилась на плаху. Как видишь, я наслышан про тебя, Мориц. В ордене многие судачили о тебе, как о самом бесчестном и трусливом шпионе, хотя такие, как ты, здесь ценятся, видит Бог!
Мориц прекратил канючить и поднял на Даймонда глаза полные ненависти.
— Нам придется убить его, — тихо произнес Мартин, сам не веря тому, что эти слова исходили от него.
— Вперед, — улыбнулся Даймонд. — А я погляжу на драматичный конец великого шпиона инквизиции.
Мартин взглянул на товарищей с немым вопросом, застывшим в глазах. Все дровосеки тут же потупили взоры.
— Кто это сделает? — спросил адвокат, но ответом ему было неловкое молчание. — Никто? Хорошо… Значит, придется мне, — он взволнованно выдохнул и посмотрел на старого Морица. Только недавно он считал его своим хорошим приятелем, а теперь на лице старика проявилась его истинная сущность хитрого и беспощадного предателя, готового сдать своих товарищей при первой возможности.
Мориц ударил первым. Он бросился на Мартина, волоча за собой цепи оков, сковывающих лодыжки. Адвокат не выдержал натиска и упал под весом худого, но жилистого тела дровосека. Его костлявые и удивительно цепкие пальцы впились в шею Мартина. Даймонд наблюдал за всем этим со стороны с презрительной улыбкой, играющей на губах. Все остальные, казалось, оцепенели, даже не пытаясь прийти Мартину на помощь. Это была драка не на жизнь, а на смерть. И тот, кто выйдет из нее победителем, тот и определит дальнейшую судьбу этих несчастных узников. Прогнувшиеся и сломанные от лишений, эти узники смотрели, как Мартин дергался, задыхаясь и пытаясь дотянуться до шеи противника, но не спешили спасать его от верной смерти, готовые лучше смириться со своим положением и забыть о безумной идее побега, чем пойти против инквизиции.
Когда Мартин почти перестал сопротивляться, Даймонд неторопливо поднялся с места, стараясь не шуметь цепями. Он лениво подошел к дерущейся на полу парочке и, схватив старого доносчика за подбородок и затылок, свернул ему шею.
Тело старика тут же обмякло, повалившись на адвоката. Мартин тяжело закашлялся, вылезая из-под убитого Морица и судорожно ловя ртом воздух. Даймонд вернулся на свой лежак и вытянул ноги, укрываясь одеялом.
— Спасибо… — кое-как просипел Мартин, смотря выпученными глазами на труп дровосека. — Спасибо…
* * *
Обитая железом дверь, как и всегда по утрам, открылась с протяжным, заунывным скрежетом. Каждый раз этот скрежет отдавался неприятным ощущением в груди молодой девушки, сидящей у небольшого окна на вершине самой высокой башни огромного замка графа Стефана фон Шеленберга.
Длинные волосы девушки рассыпались по плечам, ее пустой, невыразительный взгляд смотрел в никуда. Она не видела раскинутой за окном снежной долины, не видела и линии леса, чернеющего на горизонте, а только-только восходящее солнце не смогло осветить черты ее бледного, усталого лица.
Единственным, что по-настоящему привлекало ее внимание, была высота, от которой захватывало дух. Высота манила ее, как ничто другое в этом тусклом, бессмысленном существовании. Больше всего на свете она желала просто отдаться этой высоте, ощутить свободный полет и разбиться о землю, словно раненая птица. Но толстые прутья решетки на застекленном окне были непреодолимым препятствием для ее слабых рук.
Юркая служанка средних лет с подносом в руках быстро проскользнула за отворившуюся дверь и тут же захлопнула ее ногой прямо перед носами двоих стражников, с любопытством заглядывающих внутрь, чтобы хоть краем глаза увидеть девушку, которую они охраняли денно и нощно то ли от самой себя, то ли от какой-то неведомой угрозы извне.
— Доброе утро, миледи. Неужто вы просидели так всю ночь? Вы не замерзли?
Мария не обратила на женщину никакого внимания, продолжая безучастно смотреть сквозь стекло. Служанка поставила поднос с горячими блюдами на небольшой стол в центре комнаты и суетливо принялась заниматься затухающим очагом. Мария же не выказала ни малейшей заинтересованности к еде, невзирая на дразнящие ароматы специй, в миг разнесшиеся по ее скромным покоям.
— Мне велено накормить и причесать вас, миледи. Граф прибудет к вам после полудня. Он сказал, чтобы вы хорошо выглядели к его приходу.
Служанка подошла к девушке с гребешком и стала осторожно водить по ее поблекшим волосам. Женщина не могла не заметить тех разительных перемен, произошедших с ее госпожой за короткий период времени после злополучного дня аутодафе. Некогда крепкая, гордая, с высоко поднятой головой и расправленными плечами девушка превратилась в худую, осунувшуюся даму с преждевременными морщинами на лбу и серыми кругами под глазами.
— Сегодня вы выглядите еще хуже, чем вчера. Не думаю, что лорд Стефан будет этому рад. Вам стоит больше есть и спать, иначе вы рискуете потерять его доброе расположение.
Только тут Мария как будто бы оживилась и медленно повернула голову, переведя взгляд на женщину.
— Ты думаешь, что я стремлюсь ему понравиться? Он удерживает меня здесь, как в тюрьме, под постоянным присмотром стражи уже с осени. Когда мне выпадает возможность прогуляться по саду, за мной повсюду следуют его люди. А еще…
Мария вдруг запнулась на полуслове и из ее больших глаз потекли слезы. Ее безжизненное до того лицо теперь искривилось в гримасе горя и сильнейшей душевной боли.
— Разве это та забота, о которой говорил мой отец в своем письме? Разве так заботятся о дочери лучшего друга?
— Тихо-тихо, перестаньте, миледи! — служанка смахнула с ресниц навернувшуюся слезу и прижала голову Марии к своей необъятной груди. — Не печальтесь. Все не так уж плохо. Здесь уютно и тепло, я забочусь о вас, как могу. Графа вы видите редко… Быть может, вам просто нужно согласиться на его предложение и стать его законной супругой?
Мария понуро опустила голову и, шмыгнув носом, утерла слезы, понемногу успокаиваясь. Она была все ближе к тому, чтобы сдаться. В память о Мартине, пусть и убитого в борделе в компании двух девушек легкого поведения, Мария держалась так долго, как могла. Может, он и предал ее, но заплатил за это сполна, а Мария не могла так просто стать женой другого человека, которого, к тому же, совсем не любила.