Она поднесла к его рту деревянную ложку с каким-то плохо пахнущим варевом из трав.
— Пей. Нужно сбить тебе жар.
Даймонд завертел головой. Мало ли. Вдруг она решила и вовсе отравить его?
— А ну, живо пей! — травница строго повысила голос. — Хочешь, чтобы мои старания пошли насмарку? Я вожусь с тобой, как с дитятком, уже четвертый день!
Сморщив лицо, он все же выпил отвар и обессиленно повалился обратно на подушку.
— Мне нужно к лекарю.
— К лекарю! — язвительно повторила женщина. — Городские лекари — шарлатаны. Все, как один. Они свели в могилу много добрых людей, которых можно было спасти. Они и тебя бы свели, если бы ты попал в их руки, а не в мои. Лежи тихо, постарайся заснуть, а я пойду, соберу овощей для ужина.
Когда она вышла из землянки, прикрыв за собой хлипкую скрипучую дверцу, Даймонд огляделся по сторонам. Его одежда висела на перекладине под потолком, высушенная и заштопанная. Она даже, как могла, починила его дублет и вымыла с одежды кровь. Арбалета не было, скорее всего, он обронил его еще в борделе, когда выпрыгивал из окна. Зато кинжал покоился на столе, так и не расчехленный. Там же лежал и ранец охотника. У самого входа стоял его меч, который травница, должно быть, сняла с луки седла. Охотник попытался вспомнить, как он покинул город, но произошедшее после выстрела ружья будто бы начисто вышибло из памяти.
Лежа на жестком тюфяке и пялясь в потолок, Даймонд все же не оставил попыток напрячь ум, чтобы припомнить все с самого начала и восстановить цепочку событий. Но когда после долгих раздумий у него разболелась голова, он решил просто отключить разум и позволить себе вновь погрузиться в сон.
Как только Даймонду удалось заснуть, раздался громкий скрип двери, который вернул охотника обратно в мир полный боли и страданий. Даймонд тихо пробормотал под нос проклятия и поднял голову. Его покой побеспокоила вернувшаяся хозяйка. Она держала в руках большой кочан капусты и несколько помытых и очищенных морковок. Все это тут же отправилось в котелок, подвешенный над догорающими углями в печи.
— Как самочувствие? — спросила она, вновь принимаясь за разведение огня.
— Лучше, — глухо отозвался Даймонд. — А теперь ответь, травница, правда ли, что я не смогу больше управляться с моей рукой?
— Сможешь, но не так, как раньше. Скорее всего, не сможешь поднимать ее выше плеча. Время покажет. Я бы на твоем месте благодарила Бога за то, что осталась жива, а не переживала за руку.
— Тебе не понять.
Травница пожала плечами.
— Наверное, нет. Я не ношу с собой меча. Давай-ка сменим тебе повязку.
Она помогла ему присесть и стянула с его тела несколько пропахнувших потом полотенец, которыми ранее перевязала его раны. После этого она принесла несколько чистых полотенец с выпаренными в чане с горячей водой травами, и, быстро, но мастерски, сделала ему новую повязку.
— Раны затягиваются быстро, что на псине, — улыбнулась женщина. — Как тебя зовут, духовник?
Даймонд не ответил.
— Меня вот матушка прозвала Эльзой. А у тебя нет имени?
— Знаешь что, Эльза, у меня ужасно болит голова, и я хочу спать. Ты можешь не досаждать мне своими вопросами?
Она не обиделась. Просто вновь пожала плечами и отправилась заниматься ужином.
Вскоре в хижине запахло похлебкой, но у Даймонда напрочь отсутствовал аппетит. Он опять предпринял попытку вспомнить свой побег из борделя. Но больше всего он беспокоился о том, выполнил ли он миссию. Убил ли адвоката? Он явственно слышал, как стрела проникла в плоть, слышал болезненный крик. Но был ли это Мюллер? Если Даймонду удалось хотя бы ранить свою жертву, то яд, в котором был предварительно смочен наконечник стрелы, должен был убить его. Медленно, мучительно, но все же лишить молодого мужчину жизни.
А что, если Мюллер тоже был ведьмаком?
Даймонд тряхнул головой и подивился собственным мыслям. Он никогда не верил Якобу. Он не допускал и даже отрицал само существование какого-либо колдовства. Но что тогда предстало перед его глазами в той комнате? Чуть не убившая его проститутка совсем не была похожа на обычную женщину, пусть даже и продажную. Она была настоящей ведьмой, одной из тех тварей из потустороннего мира, спящих с самим сатаной, о которых духовники рассказывали по всему Тиролю и далеко за его пределами. Все же стоило в следующий раз попросить у брата Георга крестовидные наконечники…
Вспоминая все новые детали случившегося, Даймонд задавался еще большим количеством вопросов. Кем был покусившийся на него незнакомец с ружьем? Он знал не только его имя, но и происхождение, которое Даймонд тщательно скрывал даже от членов ордена. Это точно был кто-то из своих. Кто-то, предавший Троицу. Даймонд припомнил толстого крестьянина у дома бургомистра. Он говорил о крысах, о предателях, убивающих других охотников.
Тут-то Даймонд и вспомнил, как именно ему удалось выбраться из города. Вспомнил, как бежал по мокрой мостовой, как упал в грязь и уже почти смирился с тем, что ему предстоит истечь кровью и погибнуть, но чьи-то руки подняли его, помогли встать. Это был тот толстяк — смердящий навозом крестьянин, шпионивший для Троицы.
«Не торопись погибать, охотник, — сказал он, поддерживая Даймонда за локоть. — Я проведу тебя к воротам, тут недалеко. Твой конь уже готов отправляться в путь. Об этом я позаботился. Не забудь замолвить за меня словечко в ордене, если доберешься туда живым».
Они побрели узкими улочками. Шпион осторожно проводил Даймонда мимо постов стражи, пока они не добрались до конюшни у городских стен, где стражники, еще не слышавшие об инциденте в борделе, без вопросов выпустили Даймонда за ворота. В кромешной темноте ночи им не удалось разглядеть его подозрительного вида, красноречиво указывающего на то, что он побывал в переделке. Как только конь понесся галопом по дороге, удаляющейся прочь от города, охотник уткнулся лицом в гриву, и его окутал мрак.
* * *
— Он еще жив? — Мартин очнулся и увидел перед собой лицо бритого мужчины в обтягивающей крепкую фигуру черной сутане из дорогой ткани. Лицо мужчины, изрезанное морщинами, выглядело суровым и жестким. — Кажется, он очнулся. Здравствуй, сын мой!
Мартин никогда прежде не видел инквизитора Якоба Шульца, но почему-то сразу догадался, кто именно стоял перед его мутным взором. Его догадку подтвердило тяжелое распятие на толстой цепи, висящее на груди инквизитора. Он стоял прямо напротив Мартина, прикованного оковами к креслу. Адвокат огляделся и понял, что находится в одной из камер городской тюрьмы. Рядом с инквизитором стоял бургомистр Карл Бюргер, опустивший глаза в пол, как только взгляд Мартина добрался до него. Чуть поодаль от них, кое-как уместив свою громадную тушу на жесткой скамье, восседал судья Йозеф. Рядом с судьей, скромно подвинувшись к стенке, сидел врач, который заговорил тонким, противным голоском, скрипнувшим в ушах адвоката, как ржавый гвоздь о стекло: