Берега светлых людей - читать онлайн книгу. Автор: Александр Кутыков cтр.№ 118

У Карла собратья спрашивали — не потревожить ли и нам городки встречные?.. Не соглашался смелый воин. Никого не уговаривал — просто уезжал вперёд. Не догнать командира — равно предательству.

Воровать-то здесь скоро будет кому — даже тесновато станется! Один из итогов любой военной кампании, любого переворота государственного — воровские шайки...

Септимий Север объявил об уравнении легионеров и преторианцев в правах — недовольство обещало быть грандиозным!.. По воцарении новый император практически сразу же вместо сената создал императорский совет, тем самым порушив частую и вязкую сеть патрициев... Для всех без исключения слоёв общества, невзирая на статус, ввёл наказание в виде принудительной воинской повинности... Всё то не могло не подвигнуть лишённых былых привилегий и кормлений людей искать себе новые занятия.

Параллельно со своего рода демократизацией-уравнением сословий происходила милитаризация общества — прежде всего это коснулось аристократии... Мода на варварство то самое варварство в римскую гражданственную структуру и втянуло... Законодательно вернулись так называемые нормы прямого действия. Сговоры лиц, приближённых к августейшей персоне, временно прекратились...

Всё перечисленное привело к болезненным для государства последствиям, избавиться от коих так быстро, как того хотелось бы инициаторам реформ, не представлялось возможным. Жестокие преступные группы промышляли грабежом на море и на реках, в городах и портах. Тысячи шаек орудовали на суше, всячески притесняя население, парализуя транспортные артерии. Не брезговали и мерзкими заказами конкурирующих торговцев, политических и государственных деятелей.

Как было понять варварам такую жизнь? Северный народ — непритязательный, суровый, могущий довольствоваться малым. Отличался он и от того же самого азийства. Нравы северян почти не изменялись: если кому-то не нравился кто-то, он мог прямо сказать об этом, мог обличить недостатки другого, мог врага своего и убить — открыто, встав лицом к лицу. Зачем при таком положении плести интриги, чинить коварные козни?.. Потому и не умели этого всего северяне. На дурные домыслы, на действия, недостойные настоящего мужчины, веками налагалось табу. Отсюда — незыблемое спокойствие и внутренняя сила сообщества. Северянин — сух, умерен, строг, и в мире, составленном из людей изворотливых, льстивых, играющих каждый эпизод своей жизни, не было пока ему места...

Вот чуткий Карл и увёл свою братию подальше от той отравы, кою если вкусить всю, не имея противоядия, можно и погибнуть... Русс таков, что всё переймёт с избытком! Нужно время осмыслить увиденное новое в родных пенатах. Тем более с севера к руссу никто и никогда не ходил...

Южанин по возвращении домой не может наговориться, наслаждаясь общением. Северянин возвращается к полю... Карлу, сколько бы он ни пропадал, всегда желалось вернуться — словно отдышаться.

...Тиклепия там, на ложе, ахала и билась, царапалась, вцеплялась в волосы. Он же вскоре остыл, опять превратился в бездушную змею с холодными глазами. «Она не может быть ею... — думал он. — Она ведь жмётся, она играет, а когда играет, становится другой. Она не живёт — она ищет, теребя и разрывая невидимые связи, коими все люди густо и непонятно соединены. Есть движение, но нет смысла».

Да, Тиклепия походила на возлюбленную Карла, но взгляд римлянки, при всей схожести лица и фигуры, выдавал личину иной женщины. Чёрные глаза при пристальном смотрении ещё сильнее наливались чернотой. Края верхних век едва приметно подрагивали, выдавая неуёмную похотливость. Переизбыток её в Тиклепии быстро угнетал подстроенное сходство и духовное расположение. Даже привлекательность телодвижений улетучивалась, пока она думала, чего бы ей ещё пожелать... Тоска сковала сердце Карла. Уже в который раз он убедился в тщетности усилий вернуть неизбывное-пропавшее...

Пройдя благословенную Италию, северяне с попутчиками принялись искать притоки Истра. С первыми расстались со славянами — их путь лежал в Восточную Галлию, Рецию, за степи Паннонии; по достижении Истра откололись герулы. Готы остались с немногочисленным язигами и даками. Карл объявил, что желает наведаться к другу своему давнему Верженю, — крюк не велик, а реку всё равно переходить надо вместе... После, на переправе, отряд покинули даки.

Возвратившись в свой мир, заметили бравые вояки — успокоился варварский котёл! Не от кого стало отмахиваться... Когда и какой ещё умник с горячей кровью в жилах соберёт северян для южного похода? Африканец Септимий Север стал на той стезе первопроходчиком... А великая цель во всей ойкумене одна — Рим. Бои за него ведутся на далёких подступах!

Легат Альбин, как подобает истинному северянину, готовится долго...

А полководец Нигер с войском из азиатов и африканцев уже подчинил себе Египет и Сирию. Этот соискатель высокого трона нетерпелив — без раскачки направился в Европу. Захватил город-колонию Византий, вторгся в Грецию...

Что станется с Севером — не столь важно для благословенных просторов, попавших под гнёт очередной волны извечного афро-азиатского приступа. Мужчины тех народов, что хлебнули ещё одну порцию из отравленной чаши и изменились от сгущения перемешавшихся традиций, станут дружнее. Почувствовав плечо единомышленников, ввергнутся в очередной этап борьбы. Имея предостаточно прагматического ума, мужчины быстро додумаются, что для сладкой жизни вовсе не стоит лить кровь на полях брани, — безопаснее вести борьбу в собственном окружении. Объектов, дожидавшихся пересмотра уставов, вполне хватало...

* * *

На тот период времени, когда Сарос без сознания полусидел-полулежал в маленькой и неудобной повозке, когда Карл на лодках держался левобережья Истра, а Север готовил силы для отпора по всем фронтам, женщина в передней Азии уже практически лишилась своего «я» в развивающемся обществе. В давней и премного славной балканской и малоазиатской земле амазонок — Кибелы, Деметры — женщина теперь видна лишь как актриса театра, танцовщица. Литература греков начала мало-помалу унижать, а после — откровенно издеваться над женской половиной человечества, ставя в упрёк ей хитрость, кокетство, чувственность.

Уже Гесиод отождествлял роль женщины в обществе с коварством и бесстыдством. Говорил он так: «Всем несчастьям своего положения затравленного животного человек обязан именно женщине». И арабы, в отличие от халдеев, и греки — не эллины — с такими вот откровениями были вполне согласны. Но не всем женщинам нравился Мир, который запутали мужчины.

Многовековую борьбу сильная половина человечества выиграла. Женщины стали персонами второго плана, в лучшем случае — управляли из-за кулис. Восток сделал из женщины-деятеля красивую куклу, что на том этапе польстило ей — прежде всего матери, думающей о потомстве. Но при естественной нехватке женской красоты на всех пошло деление мужчин, сильные — закрепляли свои права. Женщина порабощалась, уничтожался природный смысл её присутствия в человеческом обществе. Жена — лишь первая среди слуг; красавица — лучший подарок... Возмездие за унижение женщины ещё придёт...

* * *