Закат империи - читать онлайн книгу. Автор: Олег Суворов cтр.№ 53

— Всё, что сказал Киприан, является ложью! — глубоко вздохнув, заявил Боэций. — Всё, кроме одного. Я действительно писал папе Иоанну I, надеясь, что он сможет убедить императора Юстина отменить эдикт о запрете арианского вероучения. Об этом и только об этом можно прочесть в моих письмах. И я готов снова и снова присягать на распятии, что никогда не замышлял государственной измены, а обвинения в святотатстве являются откровенным вздором. Никакой философ не может быть святотатцем, ибо служит высшему, что только есть на свете, — Истине!

— И ты можешь поклясться в том, что никогда не вёл разговоров с обвиняемым Альбином о свержении власти нашего короля с помощью византийских войск? — вдруг вкрадчиво поинтересовался Тригвилла.

Боэций слегка вздрогнул. Проклятый Кирп! Зачем он так доверял ему, позволяя свободно ходить по всему дому, ведь восточные люди всегда отличались вероломством! Надо было держать его на цепи, как собаку!

— Нет, никогда, — ответил он, отчётливо сознавая, что в такой ситуации возможно лишь полное отрицание всех обвинений. Любая правда мгновенно погубит и Альбина, и его самого.

— И никогда не называл готов варварами, которые недостойны не только управлять римлянами, но даже жить с ними на одной земле?

— Нет.

— Это ложь, благородный король! — услышав ответ Боэция, мгновенно возопил Тригвилла. — Ты помнишь, что именно по просьбе первого министра сам отдал руку моей дочери сыну сенатора Альбина? И вот сегодня должна была состояться свадьба, моя дочь готова пойти под венец, но где же жених? Он скрылся, и скрылся по совету первого министра, с которым встречался в день его прибытия в Верону! Сын Альбина пренебрёг моей дочерью, не желая брать в жёны готскую девушку! Пусть Северин Аниций скажет, что это не так и что он не давал сыну сенатора Альбина советов о том, как избежать этой свадьбы!

«Это конец, — устало подумал Боэций. — Я не могу защищаться, снова и снова отрицая истину, которая так искусно переплетена с ложью. Это конец...» Из сотен устремлённых на него глаз он видел лишь взгляд Кассиодора, но не мог понять того странного выражения, с которым смотрел на него начальник королевской канцелярии. Боэций постарался вложить в свой ответ всё то презрение, которое он испытывал к торжествующему сопернику, и небрежно пожал плечами:

— Я могу повторить лишь то, что уже говорил. Я никогда не замышлял государственной измены, благородный король, и никогда не утверждал ничего подобного тому, что приписывают мне мои обвинители...

— Я тебе не верю! — Теодорих встал и, указав на Боэция, обратился к начальнику своей стражи Конигасту: — Арестуй его!

Царившую в зале тишину мгновенно прервал общий вздох, похожий на стон, после чего раздался нестройный гул голосов. Некоторые сенаторы, громко протестуя, вскочили со своих мест; Симмах тоже поднялся с кресла и направился к королю, но был остановлен двумя готскими стражниками; Эннодий побледнел и схватился за сердце. И среди всеобщего шума Конигаст, зловеще улыбаясь, приблизился к Боэцию и положил ему руку на плечо.

— Ты арестован, предатель.

Боэций брезгливо стряхнул его руку и печально улыбнулся. Сколько раз на заседаниях королевского совета он обличал этого самого Конигаста во взяточничестве и казнокрадстве! Однажды тот даже похитил драгоценности Амаласунты, дочери Теодориха и своей любовницы, но король не захотел и слушать никаких обвинений. И вот теперь именно он назвал его предателем. Достойный конец фарса!

Уже уходя и словно прощаясь, Боэций последний раз обвёл глазами ряды сенаторов и судей священного консистория. Потом он взглянул на короля и вдруг вспомнил цитату из самой философской книги Библии — книги Екклезиаста: «И то ещё я увидел под солнцем — место праведного, а там нечестивый. Место суда — а там нечестье».

Когда Киприан говорил о том, что Кирп находится в его доме и в любой момент может предстать перед судом, чтобы подтвердить обвинения в святотатстве, он не знал о бегстве сирийца. А тот был слишком умён, чтобы дожидаться решения своей судьбы от королевского референдария, тем более что он прекрасно понимал: по тому же самому обвинению могут казнить и его самого как сообщника магистра оффиций. Воспользовавшись невнимательностью домашних слуг Киприана, он сумел бежать, прихватив с собой и Ректу, которая была похищена из равеннского дома Боэция Опилионом в качестве главной свидетельницы «святотатственных опытов». Кирп пообещал ей скорую встречу с Павлианом, хотя уже знал о судьбе несчастного конюха.

Выбравшись из дома Киприана, сириец привёл Ректу, закутанную в плащ до самых глаз, на постоялый двор неподалёку от городских ворот Вероны. Впрочем, находились они там недолго — ровно столько времени, сколько потребовалось Кирпу, чтобы воспользоваться деньгами, полученными за предательство первого министра, купить крытую повозку и продолжить своё бегство. Уже темнело, когда они выехали на безлюдную дорогу, и Кирп, правивший лошадью, пустил её вскачь.

Однако ему не повезло — в темноте лошадь споткнулась о придорожный камень и захромала. Яростно проклиная всё на свете, Кирп отчаянно хлестал её кнутом, но ответом ему было лишь жалобное ржание. Наконец он сам выбился из сил и, свернув на просёлочную дорогу, медленным шагом поехал в сторону небольшого селения, на огоньки хижин да лай собак.

Ректа молча сидела в глубине повозки и лишь однажды выглянула наружу и испуганно вскрикнула, указав Кирпу на придорожные склепы и надгробия: по обе стороны дороги тянулось старое римское кладбище.

— Ну и что? — грубо отозвался он. — Чего бояться покойников, когда нас могут преследовать только живые?

Сам он дважды испуганно оборачивался на широкий тракт, с которого съехал и преодолел уже три стадия. В ночной тишине отчётливо слышался стук копыт, высекавших искры из каменных плит, и ему мерещилась городская стража, которую взбешённый Киприан не преминет направить по его следу.

Достигнув спящего селения, Кирп вылез из повозки и направился в ближайшую хижину договариваться с хозяином о ночлеге и покупке новой лошади. Разбуженный поселянин — старый римский крестьянин с тупым морщинистым лицом — только испуганно моргал глазами, глядя на чёрную бороду страшного ночного пришельца, и долго не мог взять в толк, что от него требуется. Наконец, окончательно пробудившись при виде блеска сестерциев, он покорно кивнул головой и отправился ночевать в хлев, предоставив свою убогую хижину в распоряжение Кирпа. Низкая, без всяких перегородок, потолка и окон, она состояла из одних стен, обмазанных глиной, утрамбованного земляного пола и соломенной крыши. Из всей утвари в ней находилось только несколько горшков и корзин, бочка для воды, котёл, ухват и ручная меленка.

Вернувшись к повозке, Кирп помог выбраться Ректе, выпряг хромую лошадь, пустив её на волю. Затем он проводил женщину в дом и плотно затворил дверь. Раздув тлеющие угли очага, сириец осмотрелся и указал иберийке на единственное жалкое ложе — грязный соломенный тюфяк. Она попросила есть, и он, всё так же молча, кинул ей пресную лепёшку и кусок овечьего сыра.