Закат империи - читать онлайн книгу. Автор: Олег Суворов cтр.№ 36

— Я попробую поговорить с королём, как только выберу подходящее время. Но не сейчас, а в будущем, так что наберись терпения... — Произнося эту фразу, Боэций даже не подозревал о том, при каких драматических обстоятельствах он сумеет выполнить своё обещание!

Читая письмо от Корнелия Виринала, Амалаберга почти непрерывно хмурила свои красивые брови. Какой же бесцеремонный и циничный наглец этот самоуверенный римлянин! Насколько же развратна и бесстыдна вся их порода! Кто позволил ему обратиться к ней с этим посланием?

«Корнелий Виринал приветствует прекраснейшую изо всех покорительниц Италии и шлёт ей свой самый низкий поклон. Да будет тебе известно, что написать это письмо меня побудило не только искреннее восхищение твоей воинственной красотой и разящими наповал стрелами глаз — и не только глаз! — но и целый ряд других обстоятельств. Начну по порядку и надеюсь, что тебе хватит терпения дочитать это письмо самостоятельно, не передавая его в другие руки...» После слова «терпения» так явно напрашивалось и слово «умение», что Амалаберга шумно задышала от ярости. Этот самодовольный римлянин сомневается в её грамотности!

«Итак, первое известие, которое тебя, о прекраснейшая, без всякого сомнения, обрадует и разочарует одновременно. Только обрадуешься ты при свидетелях, а разочарование будешь тщательно скрывать даже от самой себя, яростно покусывая свои прелестные губы». Его самоуверенность простирается даже на то, чтобы предсказывать ей её же реакцию! При этой мысли она невольно прикусила нижнюю губу и тут же её отпустила.

«Известие это состоит в том, что мой лучший друг и твой наречённый жених Максимиан после одного прискорбного случая на охоте потерял слишком много крови и теперь уже не слишком горит желанием лишиться оставшейся, вступив в законный брак с самой надменной из красавиц. Более того, он изложил мне свою сокровенную просьбу — уговорить и тебя отказаться от данного брака по взаимному согласию. Но, поскольку любое расставание происходит намного легче, если только не перерастает в одиночество, постольку он сам уже нашёл себе утешение и искренне советует тебе последовать его примеру. Его утешение зовут Беатрисой, хотя он сам предпочитает называть её «ангелом». Твоё утешение могло бы зваться Корнелием, то есть по тому имени, которым его наградили родители, или по тому имени, которым ты соблаговолишь наградить меня сама, например, «мой львёнок». О, я прекрасно представляю себе твой гнев по поводу моего друга, но посуди сама, разве мог он поступить иначе, ведь каждое живое существо приручается лаской, а отталкивается побоями и злобой. Что уж тут говорить о человеке, а тем более о поэте, самом чутком и легкоранимом существе на свете!

Позволь же теперь немного рассказать о себе, чтобы ты легче могла уяснить, что сможешь обрести от такой замены...» «Мерзавец, он даже не сомневается, что я приму его гнусное предложение! — сжимая кулаки, подумала Амалаберга. — Он крупно заплатит мне за свои оскорбления!»

«...Во-первых, ты любишь унижать и оскорблять, а я кроток и миролюбив, так что мы отлично поладим. На каждое твоё оскорбление я буду отвечать лаской, а на каждую ласку... лаской вдвойне. Далее, ты девушка умная и надменная, а я человек весёлый и недалёкий, так что мы представляем из себя такие крайности, которые могли бы прекрасно сойтись вместе. Ведь согласись, будь мы оба умны, то не избежали бы споров, а так я буду с тобой соглашаться и ты будешь иметь надо мной верх. Ты любишь всегда и всюду иметь верх... ну и прекрасно, потому что я тоже люблю позу «всадница»...» Амалаберга так рассвирепела, что издала сдавленное рычание.

«О, я, кажется, несколько увлёкся, так что оставим обсуждение этой интересной темы на потом. Итак, чтобы тебя не слишком расстраивало непостоянство моего друга Максимиана, позволь мне сделать для тебя то, что не сумел и не захотел сделать он. А чтобы тебе легче было понять, о чём идёт речь, в заключение своего письма я хочу привести небольшое стихотворение Асклепиада Самосского:

С трепетом и почтением жду твоего ответа»

Корнелий намеренно шёл на риск, отправляя Амалаберге столь циничное и откровенное послание. Весь его уже достаточно богатый любовный опыт говорил о том, что женщина должна сходить с ума от ярости или любви к своему поклоннику, терзаться любыми, пусть даже самыми злыми чувствами, но только не быть к нему равнодушной! Невозмутимость — это самый надёжный щит, поэтому для того, чтобы завладеть вниманием женщины и заставить её думать о себе, надо в первую очередь лишить её этого щита. А чем можно «возмутить невозмутимость» у той, которая отличается особой надменностью? Разумеется, нанеся удар по её самолюбию!

Он был не слишком высокого мнения об уме Амалаберги, а потому ожидал, что она просто не ответит на его письмо, и мысленно повторял про себя любимую эпиграмму:

Однако спустя день появился слуга из дома Тригвиллы и передал ему запечатанные дощечки. Корнелий задумчиво улыбнулся, повертел их в руках и решил, что там содержится самая грубая и яростная отповедь. Но, когда он начал читать, то поневоле изумился тому, как явно недооценивал Амалабергу. Вот что писала ему готская принцесса:

«Амалаберга шлёт привет благородному Корнелию Вириналу и выражает ему свою глубочайшую признательность за его остроумное и почтительное письмо, которое доставило ей большое удовольствие. Я и раньше имела возможность оценить твои блестящие способности, «отважный львёнок», и теперь была рада получить новое им подтверждение. Слов нет, чтобы выразить, в какую глубокую печаль повергло меня известие о коварной измене твоего друга! И что бы я только делала, если бы ты не предложил мне в этот тяжёлый момент опереться на твою могучую руку и... не только руку! Да, я смущённо признаю свою ошибку, на которую ты так тонко указал мне в своём мудром письме. Конечно же, любое существо хочет ласки, а потому зачем изобилие ненужных слов? Приходи навестить меня завтра во второй половине дня, а своему другу можешь передать мои искренние пожелания быть поосторожнее с ангелами. Ведь, как писал один учёный богослов: «Если бы лик одного какого-нибудь ангела ты бы увидел рядом со своей подругой, то подруга показалась бы тебе столь отвратительной и страшной, что ты бы отвернулся от её лица, словно от лица трупа, и всего себя устремил бы к красоте ангела. А если бы в тот момент, когда ты держишь в руке зеркало, сбоку, рядом с твоим изображением появилось бы изображение ангела, то, несомненно, или зеркало бы выскользнуло из твоих рук, настолько неприятно бы тебе стало собственное безобразие, или ты никогда бы не смог положить его на место, поскольку, неподвижно устремив на него взгляд, восхищался бы ангельской красотой и прелестью».