Десант Тайсё - читать онлайн книгу. Автор: Николай Попов cтр.№ 34

— Ради бога, простите, не могу... В такой духотище, а-а, совершенно нечем дышать. Вот если, а-а, на улице... Там я пожалуйста... Хоть, м-м, до утра!

Ликующие счастливцы тут же подхватили кумира на руки, слегка подбросили несколько раз и с вдохновенным пением «Интернационала» понесли к выходу под овации всего зала. Пётр впервые видел подобное. Удивлённый цирковой ловкостью фокусника, усмехнулся:

— Вот как исчезают и появляются вожди...

— Да уж сработал на ять! — выдохнул Кузьмич, поднимаясь. — Айда хлебнём ветерка. Ведь я, ф-фух, уже весь взмок...

Медведев почему-то продолжал торчать на трибуне. Президиум тоже оцепенел, будто сидел не за столом, до пола накрытым алым ситцем, а — около братского гроба. Пётр невольно посочувствовал бедолагам. Зато Кузьмич, с улыбкой забавно пошевелив усами, довольно протянул:

— Сла-а-авно вжарили сволоте... Это, сынок, и есть огонь революции. Нам от него тепло и светло, а им... Пускай знают, поганцы, как сушить на таком огне свои штаны!

— Пускай знают! — согласился Пётр и наконец-то понял, почему пенсне Медведева назойливо зудило в мозгу: вспомнился такой же интеллигентный хлыщ Магуза. Тут же мысль скользнула дальше...

Приехав из Петербурга на каникулы, Костя собрал в Голубиной пади рабочих. Место выбрали самое глухое, почти спрятались в окопах, оставшихся с японской войны. Но сходку всё равно мигом накрыли жандармы. И сын всеми уважаемого вице-губернатора Приморья без всяких антимоний угодил в тюрьму, простился с университетом. А в это же самое время в Восточном институте годами неприкосновенно процветал известный социалист-революционер Медведев, который затем из приват-доцентов легко превратился в председателя областной земской Управы и вождя местных эсеров. После такого открытия осталось лишь радостно воскликнуть:

— Да здравствует великодушная демократия!

Всех взбудоражил провал Медведева и триумф Гольдбрейха. Рабочие ликовали:

— Наконец-то наша взяла! Уж теперь эсеры перестанут петушиться!

В цехах многие останавливали Петра, восхищались выступлениями Ковальчука, Суханова, безрукого солдата, Гольдбрейха и пеняли, почему сам промолчал. Ведь тоже мог бы поддержать марку мастерских. Потный Кузьмич даже остановил молот, чтобы с улыбкой протянуть:

— Ло-овко, ло-овко твои друзья ощипали гусака! Весь срам на виду оставили!

— Додул, в чём эсеровская суть?

— Будто мне от этого легче... Наоборот, горше стало. Скока морочили голову, что наши сыны за родину гибнут... Оказывается, хрен с два! Ровно сала плеснул мне под кожу христопродавец... Всю душу опалил! Как же теперь верить учёным людям? Неужто все учатся тока на прохвостов?..

Тяжко было старику, с малых лет чтившему святые библейские заповеди, обнаружить подобное коварство учёного человека. Но ещё сильнее жгла душу обида, что до сих пор позволял себя околпачивать.

— Не все... Тот же Маркс с Энгельсом, Ленин вон как открыли всему миру глаза. Или наш Костя Суханов. Чего б ему не боговать под отцовским крылышком? Да совесть не позволила. Поэтому все честные люди идут с нами, а все шкурники прилипают к эсерам да меньшевикам.

— Эк по-твоему всё просто... — вздохнул Кузьмич, махнув подручному, чтобы подавал горячую заготовку.

Других людей припекали иные заботы. Пока Пётр починял в столярном цехе неисправный рубильник, сутулый мастер угрюмо сказал:

— Вот вы, большевики, всё талдычите, будто для нас даже лучше пораженье. А как же армия, гордость наша? А надежды? Ведь мы надеялись, что победа принесёт облегченье... Потому и мирились с войной. Как же нам теперь жить после краха армии, всех надежд? Как и чем тогда жить?

— Верой, что социалистическая революция всё поправит, — убеждённо сказал Пётр.

— Хм, кто тебе дал гарантию? Уж минуло две революции, а проку? Всё осталось, как было. Даже хуже... Да и может ли смута привести к добру?

— Если ты сам возьмёшь власть, разве станешь вредить себе? Покумекай над этим. До встречи.

Пётр пожал ему руку и направился в литейку, где вислоусый разливщик, чёрный от металлической пыли, въевшейся в складки лица, задумчиво толковал другому копчёному:

— Война раздвоила всю жись... Раздвоила на добро и зло. Чуешь, как получилось-то? Зло и добро... Только всё добро им досталось, а зло — нам. Допёр?

— Это я без тебя давно знаю. Лучше скажи, как поменять их местами?

Вислоусый в раздумье затянулся толстой самокруткой. Пётр для отвода глаз начал ощупывать провод. Интересно было услышать ответ. И разливщик сказал:

— Сам кумекай. Человек должен жить мыслей. Найдёшь путную и, авось, ещё станешь спасителем России. Но, думаю, тут нужен лом. Как ещё такую махину перевернёшь? Только вагой...

Всем не давало покоя тяжкое положение, в котором оказалась и родина и они сами. Каждый старался найти спасительный выход. Но так рассуждали вдумчивые рабочие, сочувствующие большевикам. А ведь в мастерских ещё скрывалась от фронта тьма городских и кулацких сынков, которые вместе с эсеро-меньшевиками упорно гнули своё:

— Да здравствует война до победы над растреклятой Германией!

Очередная нелепость лже-патриотов, поскольку выкурить их отсюда можно было лишь газом. И то вместо фронта все рванули бы по домам. Особенно — узнав, что блистательное наступление легендарного генерала Корнилова, оказывается, уже превратилось в ещё более стремительное отступление, которое решительный Керенский пытался остановить смертной казнью солдат. При этом опытный адвокат демократично предложил поддержать изуверство самим Советам рабочих и солдатских депутатов.

При всём иезуитстве затеи Агарев был обязан поддержать правительство. Чтобы избежать любой осечки, он пришёл в комитет выслушать все возражения большевиков и подготовиться к неизбежной схватке на заседании Совета и дать сокрушительные ответы. Пусть зал Народного дома узнает, кто здесь является подлинным вождём.

Утром Пётр обычно сидел в комнате один, готовя следующий номер газеты. Поэтому с досадой уставился на лысого, прекрасно одетого господина с желтоватыми усами, вытекающими прямо из носа. Только по ним узнал давненько невиденного городского голову. Пришлось терпеливо слушать необычного визитёра, который, будто страдая зубной болью, цедил сквозь нависшие усы:

— В скорбные дни всеобщего уныния и тревоги за будущее России... В чёрные дни грозных событий на фронте и общей разрухи внутри страны... В кошмарные дни смертных казней и невыносимого бесправия... Ослепительной молнией вспыхнула революция! Испепелив смердящий царизм, она наполнила страждущие души озоном надежд на близкий мир и грядущее преуспеяние. Свершилось величайшее в мире событие — была свергнута тысячелетняя кровавая деспотия!

— Простите, когда сие произошло? — улыбнулся Пётр.