– Тебя, – с придыханием шепчу я, поднимая на него невинный взгляд, – хочу тебя на всю ночь.
Темно-серые глаза распахиваются так широко, что я только сейчас замечаю графитовый ободок на радужке. Едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться.
1:0 в мою пользу!
– Нет? – быстро интересуюсь я, пока он не пришел в себя и удерживаюсь от шпильки: – Или на всю ночь тебя не хватит? Возраст и все такое. Тогда нам говорить не о чем.
Мой план прост: быстро открыть двери и так же быстро прошмыгнуть в Катькину квартиру. Но эффект неожиданности проходит раньше, чем я воплощаю план в жизнь. Успеваю только повернуться к нему спиной, как Никита толкает меня вперед. Дверь захлопывается с легким щелчком, а я оказываюсь зажатой между ней и Омельчиным.
– Во-первых, взрослая девочка, я старше тебя лишь на десять лет, – напоминает он. – И то, на что я способен в постели, не идет ни в какое сравнение с теми сопляками, с которыми, судя по всему, имела дело ты.
– Это мечты? – интересуюсь я и пытаюсь вывернуться, но добиваюсь лишь того, что меня теснее прижимают к себе.
– Констатация факта. Иначе бы ты сто раз подумала, прежде чем дразнить мужчину.
От его слов по спине бегут мурашки.
– Во-вторых, не лезь в игры, правила которых не знаешь. Взрослые игры. Потому что проиграешь наверняка.
– Отпусти меня.
– Уже передумала?
Отодвинуть Ника никак не получается, и повернуть голову тоже. С ужасом понимаю, что наваждение, от которого я страдала несколько лет, никуда не делось. И вместо того, чтобы вырываться, мне хочется… дразнить его. Снова и снова. Податься назад и потереться о пах ягодицами, чтобы… Чтобы – что?
Черт, о чем я вообще думаю?!
Я дергаюсь, стараясь вывернуться из захвата, но Никита неожиданно первым отпускает меня и делает шаг назад.
– Ты для меня староват, – замечаю я.
Вид у Омельчина более чем скептический. Я бы сказала, скучающий.
Зато у меня сейчас будто жидкий огонь бежит по венам.
Ладно, 1:1.
– У тебя осталось три минуты, чтобы собраться, Елизавета. Самолет ждать не будет. И я тоже.
– Так не жди, – замечаю я. – Я все равно никуда не полечу. Можешь передать Александру Федоровичу, что я к ним не вернусь.
По крайней мере, сейчас.
Никита припечатывает меня суровым взглядом и направляется к лифту. Но уже ударив по кнопке, заявляет:
– Если я сейчас уйду, можешь на меня не рассчитывать.
– Даже не собиралась, – отвечаю. – Ты еще ни разу не вел себя как тот, на кого можно рассчитывать.
Вот теперь в серых глаза вспыхивает ярость, но я, прежде чем он успевает ответить, хлопаю дверью.
Это, кажется, 2:1.
Но меня по-прежнему трясет.
Меня потряхивает, как будто пробежала марафон. Или, скорее, прыгнула со скалы. Скалы под названием «Омельчин».
– Не пригласила? – интересуется подруга, прогоняя мой ступор. Она успела помыть посуду и уткнуться в телефон, но при моем появлении на кухне отложила его в сторону.
– Вот еще, – мотаю я головой и объясняю: – Хотел вернуть меня в семейное гнездо.
– Домой? – Катя выглядит разочарованной. – Я вообще-то подумала, что он за тобой.
– В смысле?
– Ну то… Что вы вместе.
Если есть что-то способное удивить меня больше, чем прижимающий меня к стене Омельчин, то вот это оно.
– Нет! Точно нет. Мы же брат и сестра. Вроде как.
– Вроде как, ага, – смеется Катька. – У вас разные биологические родители, и вы даже не росли вместе.
– Это все равно тянет на извращение.
Сексуальное такое извращение.
– Да брось, он тебе всегда нравился.
– Как брат, – поправляю я. – Он мне нравился как брат.
– Ясно, – кивает подруга и снова печатает сообщение, на минуточку теряя ко мне интерес. – Тогда где ты собираешься жить?
– Вообще-то, у тебя. Как и договаривались.
Катя столько раз звала меня к себе, что я уже сбилась со счета. Родители Емцевой полтора года назад умотали в Испанию, оставив двухкомнатную квартиру в распоряжение дочери. Она постоянно жаловалась, что ей очень скучно, и говорила, как бы было круто, если я поселюсь у нее, хотя бы пока толком не устроюсь и не найду жилье.
Но сейчас подруга резко бледнеет и, кажется, забывает о своем виртуальном собеседнике.
– То есть как у меня? – переспрашивает она, а я чувствую подкрадывающегося ко мне пушного зверька, песца. Только через букву «и».
– Емцева, ты же сама убеждала меня к тебе переехать. Я даже у тебя переспрашивала: прикалываешься или нет. Это что, мне приглючилось?
– Нет, – она качает головой. – Просто кое-что изменилось.
– Родители возвращаются?
– Нет, я уже живу кое с кем.
Словно в какой-то мелодраме снова звонит домофон.
У меня дергается глаз, хотя умом понимаю, что вряд ли это Омельчин, а вот Катя спешит впустить гостя. Теперь по ее торопливым движениям я понимаю, что она кого-то ждет. Кого-то конкретного, кто вовсе здесь не гость. И мне безумно хочется посмотреть, кто это. Поэтому я иду в прихожую следом за ней.
– Да, открываю… Вет, – подруга поворачивается ко мне и принимает самый раскаявшийся вид, на который способна. Но от ее взгляда мне хочется ругаться матом. Потому что вся эта ситуация – тупее не придумаешь! – Ну откуда я могла знать, что ты действительно решишься на переезд? Что в этот раз точно-точно приедешь?
– Не могла, – соглашаюсь я, разглядывая входную дверь. – Но ты хотя бы могла сообщить о своих изменившихся обстоятельствах.
– Его зовут Толя, и мы давно знакомы, – объясняет Катька.
– Тот басист из чата меломанов? – припоминаю я. – Он же в Анапе живет.
– Жил.
– У него, кажется, была девушка.
– Они расстались.
– И ты пригласила его к себе.
Это не вопрос – констатация факта, как сказал бы Омельчин. Да, подруга говорила об этом парне, но всегда, что они просто друзья. Угу, друзья, а я – слепая идиотка, которая не хотела замечать очевидных вещей. Но что больше всего меня интересует, так это…
– Почему ты не сказала, что у вас все серьезно?
Она морщится.
– Потому что не хотела его ни с кем делить.
– Делить? – мои брови ползут вверх. – Я же не ревнивый бойфренд, Кать. Мы же подруги.
– Я не знала, как ты это воспримешь. У тебя же нет парня. Не хотела, чтобы ты считала меня предательницей.