Воспоминание о будущем - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Хазин cтр.№ 44

Разберем эту ситуацию подробнее. Пусть у нас есть банк, у него есть 100 постоянных клиентов, которые берут кредиты. При этом в среднем 95 его возвращают, а 5 разоряются, и выданные им деньги нужно списывать в убытки.

Если средний кредит составляет 100 монет, то всего банк дает в кредит (в одном цикле) 10 000 монет, а возвращают ему (если процента нет) 9500 монет. Значит, он в любом случае должен брать процент – т. е. разделить невозвращенные 500 монет на 95 успешных компаний. Это даже не прибыль, не лихва, это, скорее, страховой взнос. Получается чуть больше 5 монет на нос, что делает для банка категорически необходимым обеспечить стоимость кредита как минимум в 5,26 %, иначе он разорится автоматически.

В реальности, разумеется, расчеты сложнее, поскольку даже обанкротившиеся клиенты часть средств все-таки возвращают. А некоторые возвращают почти все. Но данное рассуждение является достаточно абстрактным, оно предназначено для описания сути явления, и строить сложные математические модели мы сейчас не будем, возвращаемся к нашему банку. Исторически, доходы его клиентов составляют как минимум 25 % (почитайте художественные книги середины XIX в., Дюма или Бальзака, какой там был процент в банках? И какие доходы у производителей? Не нужно только путать доход от кредитования производителей с биржевыми спекуляциями), они берут кредиты по 15-18 % (разница между этими показателями и есть тот люфт, о котором я говорил чуть выше), и такая ситуация устраивает всех участников процесса.

Спекулянты (Данглар в «Графе Монте-Кристо») могут по отдельным операциям получать и 100 %, но так и риски для них соответствующие. При этом, поскольку по мере развития экономики риски производителей, как мы уже знаем, растут, их доходность начинает снижаться (с условных 25 %), и они начинают давить на банки с целью снизить кредит.

Банк в ситуации разбирается (на примере своих клиентов, по крайней мере), он видит ухудшение конъюнктуры, но при этом считает, что это начало очередного циклического кризиса, а значит, можно пойти навстречу клиентам (сила банков – в его клиентах!), временно, до начала восходящей стадии следующего цикла, понизить для них стоимость кредита, может быть даже чуть ниже реальной себестоимости для самого банка. И, кстати, целый век, т. е. четыре поколения банкиров, такая стратегия вполне обеспечивала успех, локальные проблемы сменялись очередным ростом.

И поэтому, когда нормальная рентабельность его клиентов падает до 20 % на вложенный капитал, банк снижает (в его понимании, на время) стоимость кредита для клиентов до некоторых взаимно приемлемых показателей, например, до 10-12 %. Но ситуация продолжает ухудшаться, причем сразу по двум направлениям. Во-первых, клиенты видят дальнейшее ухудшение и просят еще снизить процент, а во-вторых, не забудем, что 25 % в начале, а 20 % потом – это средние значения. Даже при 25 % средней доходности пять из ста клиентов разорялись, а при средней доходности в 15 % их количество выросло до 20 из ста…

И что получается в результате? Банк выдает 100 клиентам 10 000 монет, 80 из них возвращают кредит, который они получили пусть под 15 % (т. е. каждый возвращает 115 монет), что дает для банка по итогам кредитного цикла 9200 монет. То есть банк уже в убытках. В реальности, конечно, как мы уже упоминали, все сложнее; прежде чем объявить о банкротстве, предприятие может вернуть часть кредита, оно пытается сохранить свою деятельность и реструктурирует у банка задолженность и т. д. Но в любом случае доходность банковской деятельности падает, а еще быстрее падает ликвидность банков.

При этом сами они продолжают воспринимать ситуацию как временную, поскольку общей картины рынков, в разрезе регионов, отраслей и предприятий, тогда ни у кого не было. Не говоря уже о соответствующей макроэкономической теории, которой, как мы видим, не было до начала XXI в. Банки были независимыми, чисто частными, конкурирующими структурами, института регулятора тоже не существовало, и по этой причине банки пытались кредитовать своих старых клиентов даже по заниженным, с точки зрения чистой оценки рисков, ставкам. Частично они, скорее всего, предполагали, что кризис рано или поздно закончится, в полном соответствии со своим опытом работы с обычными экономическими циклами. Частично – у них просто не было выбора, поскольку альтернативы по большому счету тогда не существовало.

Но нужно было решать незначительные и краткосрочные (по мнению банкиров, основывающих свои выводы на многолетнем опыте) проблемы с ликвидностью. Простейший способ тут был в использовании межбанковского кредитования, тем более что суперуспешные банки были всегда (например, те, которые финансировали торговлю наркотиками на международном уровне или ограбление колоний крупных держав). И банки начали кредитовать друг друга (фактически перераспределяя уже свои риски более или менее равномерно по всей финансовой системе), пока рост рисков не привел к тому, что экономика встала, причем механизмом этого кризиса стали проблемы ликвидности, остановка межбанковского кредита, хорошо знакомые российскому читателю, например, по кризису 1995 г.

Для США свою роль сыграло то обстоятельство, что часть ликвидности они получали от британских банков (напомню, что Дж. П. Морган, главный банкир США тех времен, начинал свою карьеру как агент банковского дома Ротшильдов в тот период, когда они финансировали северян в период Гражданской войны в США). И когда Лондон в 1906 г. поднял свою учетную ставку, это сыграло свою негативную роль в стимулировании кризиса.

Отметим, что понять базовую причину проблем, связанную с тем, что банковская система была уже не в состоянии брать на себя риски производителей, для банков на тот момент было невозможно (это и сейчас подчас банкирам трудно объяснить). Соответствующей теории, как мы уже говорили, не существовало, и, соответственно, реакция на сложившееся кризисное положение была чисто ситуативной. Более того, проблему усугубляло то, что ПЭК-кризис развивается как кризис-матрешка: на поверхности, внешне, очередной циклический кризис, а внутри – нечто сильно более сложное и, к началу ХХ в., совершенно неизведанное.

В США (для них картина событий видна наиболее четко, поскольку в тогдашней Западной Европе она была сильно замутнена серией острых политических конфликтов) ситуация стала критической в 1907-1908 гг., начался острый кризис банковской ликвидности. Тогда в США проблему решил лично Джон Пирпонт Морган-старший, который собрал руководителей крупнейших банков, провел между ними взаимозачет и недостающую сумму денег добавил из своих собственных средств. Кризис межбанковского кредита был преодолен (долги перед Морганом, впрочем, у банков остались), однако новых возможностей для кредитования производителей не прибавилось. Расширение рынков было ограничено конкуренцией с альтернативными технологическими зонами, а все остальные механизмы были исчерпаны в предкризисный период.

В результате началась длинная (по сравнению с предыдущими рецессиями) депрессия. В США она закончилась только с началом Первой мировой войны (в период которой ВВП США вырос практически в два раза), из-за чего и получила в прессе название «Великая». И только теперь мы понимаем, что это был первый классический ПЭК-кризис! А термин «Великая» был затем перенесен на вторую ПЭК-кризисную депрессию, уже 30-х годов!